Марк Твен - Приключения Тома Сойера (краткое содержание читать онлайн)

Приключения Тома Сойера

( Краткое содержание, отрывки читать онлайн)

Глава I

—  Том! Ответа нет.

—  Том! Ответа нет.

—  Удивительно, куда мог деваться этот мальчиш­ка! Том, где ты?

Ответа нет.

Тётя Полли спустила очки на нос и оглядела ком­нату поверх очков, затем подняла их на лоб и оглядела комнату из-под очков. Она очень редко, почти никогда не глядела сквозь очки на такую мелочь, как мальчиш­ка; это были парадные очки, её гордость, приобретён­ные для красоты, а не для пользы, и что-нибудь разгля­деть сквозь них ей было так же трудно, как сквозь пару печных заслонок. На минуту она растерялась, потом сказала — не очень громко, но так, что мебель в ком­нате могла её слышать:

—  Ну погоди, дай только до тебя добраться...

Не договорив, она нагнулась и стала тыкать щёткой под кровать, переводя дыхание после каждого тычка. Она не извлекла оттуда ничего, кроме кошки.

—  Что за ребёнок, в жизни такого не видывала!

Подойдя к открытой настежь двери, она остано­вилась на пороге и обвела взглядом свой огород — грядки помидоров, заросшие дурманом. Тома не было

и здесь. Тогда, возвысив голос, чтобы её было слышно как можно дальше, она крикнула:

—  То-о-ом, где ты?

За её спиной послышался лёгкий шорох, и она огля­нулась — как раз вовремя, чтобы ухватить за помочи мальчишку, прежде чем он прошмыгнул в дверь.

—  Ну так и есть! Я и позабыла про чулан. Ты что там делал?

—  Ничего.

—  Ничего? Посмотри, в чём у тебя руки. И рот тоже. Это что такое?

—  Не знаю, тётя.

—  А я знаю. Это варенье — вот что это такое! Сорок раз я тебе говорила: не смей трогать варенье — выдеру! Подай сюда розгу.

Розга засвистела в воздухе,— казалось, беды не миновать.

—  Ой, тётя, что это у вас за спиной?!

Старушка обернулась, подхватив юбки, чтобы убе­речь себя от опасности. Мальчик в один миг перемах­нул через высокий забор и был таков.

Тётя Полли в первую минуту опешила, а потом доб­родушно рассмеялась:

—  Вот и поди с ним! Неужели я так ничему и не на- ₅ учусь? Мало ли он со мной выкидывает фокусов? Пора бы мне, кажется, поумнеть. Но нет хуже дурака, чем старый дурак. Недаром говорится: «Старую собаку не выучишь новым фокусам». Но ведь, господи ты Боже мой, он каждый день что-нибудь да придумает, где же тут угадать. И как будто знает, сколько времени можно меня изводить; знает, что стоит ему меня рассмешить или хоть на минуту сбить с толку, у меня уж и руки опускаются, я даже шлёпнуть его не могу. Не выпол­няю я своего долга, что греха таить! Ведь сказано в Писании: кто щадит младенца, тот губит его. Ничего хорошего из этого не выйдет, грех один. Он сущий чертёнок, знаю, но ведь он, бедняжка, сын моей покойной сестры, у меня как-то духу не хватает нака­зывать его. Потакать ему — совесть замучит, а нака-

жешь — сердце разрывается. Недаром ведь сказано в Писании: век человеческий краток и полон скорбей; думаю, что это правда. Нынче он отлынивает от школы; придётся мне завтра наказать его — засажу за работу. Жалко заставлять мальчика работать, когда у всех детей праздник, но работать ему всего тяжелей, а мне надо исполнить свой долг — иначе я погублю ребёнка.

Том не пошёл в школу и отлично провёл время. Он еле успел вернуться домой, чтобы до ужина помочь негритёнку Джиму напилить на завтра дров и нако­лоть щепок для растопки. Во всяком случае, он успел рассказать Джиму о своих похождениях, пока тот сде­лал три четверти работы. Младший (или, скорее, сводный) брг/т Тома, Сид, уже сделал всё, что ему пола­галось (он подбирал и носил щепки): это был послуш­ный мальчик, не склонный к шалостям и проказам.

Покуда Том ужинал, при всяком удобном случае таская из сахарницы куски сахару, тётя Полли задава­ла ему разные каверзные вопросы, очень хитрые и муд­рёные, — ей хотелось поймать Тома врасплох, чтобы он проговорился. Как и многие простодушные люди, она считала себя большим диплбматом, способным на са­мые тонкие и таинственные уловки, и полагала, что все её невинные хитрости — чудо изворотливости и лукавства. Она спросила:

—    Том, в школе было не очень жарко?

—    Нет, тётя.

—    А может быть, очень жарко?

—    Да, тётя.

—    Что ж, неужели тебе не захотелось выкупаться, Том?

У Тома душа ушла в пятки — он почуял опасность.

—Он недоверчиво посмотрел в лицо тёте Полли, но ни­чего особенного не увидел и потому сказал:

—    Нет, тётя, не очень.

Она протянула руку и, пощупав рубашку Тома, ска­зала:

—    Да, пожалуй, ты нисколько не вспотел.— Ей приятно было думать, что она сумела проверить, сухая

ли у Тома рубашка, так, что никто не понял, к чему она клонит.

Однако Том сразу почуял, куда ветер дует, и преду­предил следующий ход:

—   У нас в школе мальчики обливали голову из ко­лодца. У меня она и сейчас ещё мокрая, поглядите!

Тётя Полли очень огорчилась, что упустила из виду такую важную улику. Но тут же вдохновилась опять.

—   Том, ведь тебе не надо было распарывать ворот­ник, чтобы окатить голову, верно? Расстегни куртку!

Лицо Тома просияло. Он распахнул куртку—ворот­ник был крепко зашит.

—   А ну тебя! Убирайся вон! Я, признаться, думала, что ты сбежишь с уроков купаться. Так и быть, на этот раз я тебя прощаю. Не так ты плох, как кажешься.

Она и огорчилась, что проницательность обманула её на этот раз, и обрадовалась, что Том хоть случайно вёл себя хорошо.

Тут вмешался Сид:

—   Мне показалось, будто вы зашили ему воротник белой ниткой, а теперь у него чёрная.

—   Ну да, я зашивала белой! Том!

Но Том не стал дожидаться продолжения. Выбегая за дверь, он крикнул:

—   Я это тебе припомню, Сидди!

В укромном месте Том осмотрел две толстые игол­ки, вколотые в лацканы его куртки и обмотанные нит­кой: в одну иголку была вдета белая нитка, в другую — чёрная.

—  Она бы ничего не заметила, если бы не Сид. Вот чёрт! То она зашивает белой ниткой, то чёрной. Хоть бы одно что-нибудь, а то никак не уследишь. Ну и отлуплю же я Сида. Будет помнить!

Том не был самым примерным мальчиком в городе, зато очень хорошо знал самого примерного мальчика— и терпеть его не мог.

Через две минуты, и даже меньше, он забыл все свои несчастия. Не потому, что эти несчастия были не так тяжелы и горьки, как несчастия взрослого человека, но потому, что новый, более сильный интерес вытеснил их и изгнал на время из его души,— совершенно так же, как взрослые забывают в волнении своё горе, начиная какое-нибудь новое дело. Такой новинкой бы­ла особенная манера свистеть, которую он только что перенял у одного негра, и теперь ему хотелось поуп­ражняться в этом искусстве без помехи.

Это была совсем особенная птичья трель — нечто вроде заливистого щебета; и для того чтобы она полу­чилась, надо было то и дело дотрагиваться до нёба язы­ком,—читатель, верно, помнит, как это делается, если был когда-нибудь мальчишкой. Приложив к делу старание и терпение, Том скоро приобрёл необходимую сноровку и зашагал по улице ещё быстрей,— на устах его звучала музыка, а душа преисполнилась благодар­ности. Он чувствовал себя, как астроном, открывший новую планету,— и, без сомнения, если говорить о сильной, глубокой, ничем не омрачённой радости, все преимущества были на стороне мальчика, а не астронома.

Летние вечера тянутся долго. Было ещё совсем светло. Вдруг Том перестал свистеть. Перед ним стоял незнакомый мальчик чуть побольше его самого. Приезжий любого возраста и пола был редкостью в захудалом маленьком городишке Сент-Питерсберге.

А этот мальчишка был ещё и хорошо одет — подумать только, хорошо одет в будний день! Просто удиви­тельно. На нём были совсем новая франтовская шляпа и нарядная суконная куртка, застёгнутая на все пуговицы, и такие же новые штаны. Он был в башмаках — это в пятницу-то! Даже галстук у него имелся — из какой-то пёстрой ленты. И вообще вид у него был столичный, чего Том никак не мог стерпеть. Чем дольше Том смотрел на это блистающее чудо, тем выше он задирал нос перед франтом-чужаком и тем более жалким казался ему его собственный костюм. Оба мальчика молчали. Если двигался один, то двигался и другой — но только боком, по кругу; они всё время стояли лицом к лицу, не сводя глаз друг с друга. Наконец Том сказал:

—    Хочешь, поколочу?

—    А ну, попробуй! Где тебе!

—    Сказал, что поколочу, значит, могу.

—    А вот и не можешь.

—    Могу.

—    Не можешь!

—    Могу.

—    Не можешь!

Тягостное молчание. После чего Том начал:

—    Как тебя зовут?

—    Не твоё дело.

—    Захочу, так будет моё.

—    Ну так чего ж не дерёшься?

—    Поговори ещё у меня, получишь.

—    И поговорю, и поговорю — вот тебе.

—  Подумаешь, какой выискался! Да я захочу, так одной левой тебя побью.

—    Ну так чего ж не бьёшь? Только разговариваешь.

—    Будешь дурака валять — и побью.

—    Ну да — видали мы таких.

—  Ишь вырядился! Подумаешь, какой важный! Ещё и в шляпе!

—  Возьми да сбей, если не нравится. Попробуй сбей — тогда узнаешь.

—  Врёшь!

—  Сам врёшь!

—  Где уж тебе драться, не посмеешь.

—  Пошёл к чёрту!

—  Поговори ещё у меня, я тебе голову кирпичом проломлю!

—  Как же, так и проломил!

—  И проломлю.

—  А сам стоишь? Разговаривать только мастер. Чего же не дерёшься? Боишься, значит?

—  Нет, не боюсь.

—  Боишься!

—  Нет, не боюсь.

—  Боишься!

Опять молчание, опять оба начинают наступать боком, косясь друг на друга. Наконец сошлись плечо к плечу. Том сказал:

—  Убирайся отсюда!

—  Сам убирайся!

—  Не хочу.

—  И я не хочу.

Каждый стоял, выставив ногу вперёд, как опору, толкаясь изо всех сил и с ненавистью глядя на сопер­ника. Однако ни тот, ни другой не мог одолеть. Нако­нец, разгорячённые борьбой и раскрасневшиеся, они осторожно отступили друг от друга, и Том сказал:

—  Ты трус и щенок. Вот скажу моему старшему брату, чтоб он тебе задал как следует, так он тебя одним мизинцем поборет.

—  А мне наплевать на твоего старшего брата! У меня тоже есть брат, ещё постарше. Возьмёт да как перебросит твоего через забор! (Никаких братьев и в помине не было.)

—  Всё враки.

—  Ничего не враки, мало ли что ты скажешь. Боль­шим пальцем ноги Том провёл в пыли черту и сказал:

—  Только перешагни эту черту, я тебя так отлуп­лю, что своих не узнаешь. Попробуй только, не обра­дуешься.

Новый мальчик быстро перешагнул черту и сказал:

—  Ну-ка попробуй тронь!

—  Ты не толкайся, а то как дам!

—  Ну, погляжу я, как ты мне дашь! Чего же не дерёшься?

—  Давай два цента, отлуплю.

Новый мальчик достал из кармана два больших медяка и насмешливо протянул Тому. Том ударил его по руке, и медяки полетели на землю. В тот же миг оба мальчика покатились в грязь, сцепившись по-коша­чьи. Они таскали и рвали друг друга за волосы и за одежду, царапали носы, угощали один другого тумака­ми — и покрыли себя пылью и славой. Скоро нераз­бериха прояснилась, и сквозь дым сражения стало видно, что Том оседлал нового мальчика и молотит его кулаками.

—  Проси пощады! — сказал он.

Мальчик только забарахтался, пытаясь высвобо­диться. Он плакал больше от злости.

—  Проси пощады! — И кулаки заработали снова. В конце концов чужак сдавленным голосом запросил пощады, и Том выпустил его, сказав:

—  Это тебе наука. В другой раз гляди, с кем связы­ваешься.

Франт побрёл прочь, отряхивая пыль с костюм­чика, всхлипывая, сопя и обещая задать Тому как сле­дует, «когда поймает его ещё раз».

Том посмеялся над ним и направился домой в самом превосходном настроении, но как только Том повернул к нему спину, чужак схватил камень и бросил в него, угодив ему между лопаток, а потом пустился наутёк, скача, как антилопа. Том гнался за ним до самого дома и узнал, где он живёт. Некоторое время он сторожил у калитки, вызывая неприятеля на улицу, но тот только строил ему рожи из окна, отклоняя вызов. Наконец появилась мамаша неприятеля, обозвала Тома сквер­ным, грубым, невоспитанным мальчишкой и велела ему убираться прочь. И он убрался, предупредив, чтоб её сынок больше ему не попадался.

Он вернулся домой очень поздно и, осторожно влезая в окно, обнаружил засаду в лице тёти Полли; а когда она увидела, в каком состоянии его костюм, то её решимость заменить ему субботний отдых каторжной работой стала твёрже гранита.

Глава II

Наступило субботнее утро, и всё в летнем мире ды­шало свежестью, сияло и кипело жизнью. В каждом сердце звучала музыка, а если это сердце было молодо, то песня рвалась с губ. Радость была на каждом лице, и весна — в походке каждого. Белая акация стояла в полном цвету, и её благоухание разливалось в воздухе.

Кардифская гора, которую видно было отовсюду, зазеленела вся сплошь и казалась издали чудесной, заманчивой страной, полной мира и покоя.

Том появился на тротуаре с ведром извёстки и длин­ной кистью в руках. Он оглядел забор, и всякая радость отлетела от него, а дух погрузился в глубочай­шую тоску. Тридцать ярдов дощатого забора в девять футов вышиной! Жизнь показалась ему пустой, а существование — тяжким бременем. Вздыхая, он оку­нул кисть в ведро и провёл ею по верхней доске забора, повторил эту операцию, проделал её снова, сравнил ничтожную выбеленную полоску с необозримым мате­риком некрашеного забора и уселся на загородку под дерево в полном унынии. Из калитки вприпрыжку выбежал Джим с жестяным ведром в руке, напевая «Девушки из Буффало». Носить воду из городского колодца раньше казалось Тому скучным делом, но сей­час он посмотрел на это иначе. Он вспомнил, что у колодца всегда собирается общество. Белые и чёрные мальчишки и девчонки вечно торчали там, дожидаясь своей очереди, отдыхали, менялись игрушками, ссори­лись, дрались, баловались. И ещё он припомнил, что, хотя колодец был от них всего шагов за полтораста, Джим никогда не возвращался домой раньше чем через час, да и то приходилось кого-нибудь посылать за ним. Том сказал:

—  Слушай, Джим, я схожу за водой, а ты побели тут немножко.

—  Не могу, мистер Том. Старая хозяйка велела мне поскорей сходить за водой и не останавливаться ни с кем по дороге. Она говорила, мистер Том, верно, позовёт меня белить забор, так чтоб я шёл своей дорогой и не совался не в своё дело, а уж насчёт забора она сама позаботится.

—  А ты её не слушай, Джим. Мало ли что она говорит. Давай мне ведро, я в одну минуту сбегаю. Она даже не узнает.

—  Ой, боюсь, мистер Том. Старая хозяйка мне за это голову оторвёт. Ей-богу, оторвёт.

—  Она-то? Да она никогда и не дерётся. Стукнет по голове напёрстком, вот и всё,—подумаешь, важность какая! Говорит-то она бог знает что, да ведь от слов ничего не сделается, разве сама заплачет. Джим, я тебе шарик подарю! Я тебе подарю белый с мраморными жилками!

Джим начал колебаться.

—  Белый мраморный, Джим! Это тебе не пустяки!

—  Ой, как здорово блестит! Толь­ко уж очень я боюсь старой хозяйки, мистер Том...

—  А ещё, если хочешь, я тебе по­кажу свой больной палец.

Джим был всего-навсего чело­век — такой соблазн оказался ему не по силам. Он поставил ведро на зем­лю, взял белый шарик и, весь охва­ченный любопытством, наклонился над больным пальцем, покуда Том разматывал бинт. В следующую ми­нуту он уже летел по улице, громыхая ведром и почёсывая спину, Том усерд­но белил забор, а тётя Полли уда­лялась с театра военных действий с туфлей в руке и торжеством во взоре.

Но энергии Тому хватило ненадолго. Он начал ду­мать о том, как весело рассчитывал провести этот день, и скорбь его умножилась. Скоро другие мальчики пойдут из дому в разные интересные места и поднимут Тома на смех за то, что его заставили работать,— одна эта мысль жгла его, как огнём. Он вынул из кармана все свои сокровища и произвёл им смотр: ломаные игруш­ки, шарики, всякая дрянь, — может, годится на обмен, но едва ли годится на то, чтобы купить себе хотя бы один час полной свободы. И Том опять убрал в карман свои тощие капиталы, оставив всякую мысль о том, чтобы подкупить мальчиков. Но в эту мрачную и безнадёжную минуту его вдруг осенило вдохновение. Не более и не менее как настоящее ослепительное вдохновение!

Он взялся за кисть и продолжал не торопясь рабо­тать. Скоро из-за угла показался Бен Роджерс — тот самый мальчик, чьих насмешек Том боялся больше все­го на свете. Походка у Бена была лёгкая, подпрыгиваю­щая — верное доказательство того, что и на сердце у него легко и от жизни он ждёт только самого лучшего. Он жевал яблоко и время от времени издавал протяж­ный, мелодичный гудок, за которым следовало: «Динь- дон-дон, динь-дон-дон»,— на самых низких нотах, потому что Бен изображал собой пароход. Подойдя поближе, он убавил ход, повернул на середину улицы, накренился на правый борт и стал не торопясь заворачивать к берегу, старательно и с надлежащей важностью, потому что изображал «Большую Миссу­ри» и имел осадку в девять футов. Он был и пароход, и капитан, и пароходный колокол — всё вместе, и потому воображал, что стоит на капитанском мостике, сам отдавал команду и сам же её выполнял.

—  Стоп, машина! Тинь-линь-линь! — Машина за­стопорила, и пароход медленно подошёл к тротуару.— Задний ход! — Обе руки опустились и вытянулись по бокам.

—  Право руля! Тинь-линь-линь! Чу! Ч-чу-у! Чу! — Правая рука тем временем торжественно описывала круги: она изображала сорокафутовое колесо.

—Лево руля! Тинь-линь-линь! Чу-ч-чу-чу! — Левая рука начала описывать круги.

—Стоп, правый борт! Тинь-линь-линь! Стоп, левый борт! Малый ход! Стоп, машина! Самый малый! Тинь- линь-линь! Чу-у-у! Отдай концы! Живей! Ну, где же у вас канат, чего копаетесь? Зачаливай за сваю! Так, так, теперь отпусти! Машина стала, сэр! Тинь-линь-линь! Шт-шт-шт! (Это пароход выпускал пары.)

Том по-прежнему белил забор, не обращая на паро­ход никакого внимания. Бен уставился на него и сказал:

—Ага, попался, взяли на причал!

Ответа не было. Том рассматривал свой последний мазок глазами художника, потом ещё раз осторожно провёл кистью по забору и отступил, любуясь резуль­татами. Бен подошёл и стал рядом с ним. Том про­глотил слюну — так ему захотелось яблока, но упорно работал. Бен сказал:

—Что, старик, работать приходится, а?

Том круто обернулся и сказал:

—А, это ты, Бен? Я и не заметил.

—Слушай, я иду купаться. А ты не хочешь? Да нет, ты, конечно, поработаешь? Ну, само собой, рабо­тать куда интересней.

Том пристально посмотрел на Бена и спросил:

—Что ты называешь работой?

—А это, по-твоему, не работа, что ли?

Том снова принялся белить и ответил небрежно:

—Что ж, может, работа, а может, и не работа. Я знаю только одно, что Тому Сойеру она по душе.

—Да брось ты, уж будто бы тебе так нравится белить!

Кисть всё так же равномерно двигалась по забору.

—Нравится? А почему же нет? Небось не каждый день нашему брату достаётся белить забор.

После этого всё дело представилось в новом свете. Бен перестал жевать яблоко. Том осторожно водил кистью взад и вперёд, останавливаясь время от вре­мени, чтобы полюбоваться результатом, добавлял

мазок, другой, опять любовался результатом, а Бен следил за каждым его движением, проявляя всё боль­ше и больше интереса к делу. Вдруг он сказал:

—  Слушай, Том, дай мне побелить немножко.

Том задумался и сначала как будто готов был согла­ситься, а потом вдруг передумал.

—  Нет, Бен, всё равно ничего не выйдет. Тётя Пол­ли прямо трясётся над этим забором; понимаешь, он выходит на улицу,— если б это была та сторона, что во двор, она бы слова не сказала, да и я тоже. Она прямо трясётся над этим забором. Его знаешь как надо белить? По-моему, разве один мальчик из тысячи, а то и из двух тысяч сумеет выбелить его как следует.

—  Да что ты? Слушай, пусти хоть попробовать, хоть чуть-чуть. Том, я бы тебя пустил, если б ты был на моём месте.

—  Бен, я бы с радостью, честное индейское! Да ведь как быть с тётей Полли? Джиму тоже хотелось по­красить, а она не позволила. Сиду хотелось, она и Си­ду не позволила. Видишь, какие дела? Ну-ка, возь­мёшься ты белить забор, а вдруг что-нибудь...

—  Да что ты, Том, я же буду стараться. Ну пусти, я попробую. Слушай, я тебе дам серединку от яблока.

—  Ну, ладно... Хотя нет, Бен, лучше не надо. Я боюсь.

—  Я всё яблоко тебе отдам!

Том выпустил кисть из рук с виду не очень охотно, зато с ликованием в душе. И пока бывший пароход «Большая Миссури» трудился в поте лица на солнце­пёке, удалившийся от дел художник, сидя в тени на бочонке, болтал ногами, жевал яблоко и обдумывал дальнейший план избиения младенцев. За ними дело не стало. Мальчики ежеминутно пробегали по улице; они подходили, чтобы посмеяться над Томом, — и оставались белить забор. Когда Бен выдохся, Том про­дал следующую очередь Билли Фишеру за подержан­ного бумажного змея, а когда тот устал белить, Джон­ни Миллер купил очередь за дохлую крысу с верё­вочкой, чтобы удобней было вертеть, и т. д. и т. д., час за часом. К середине дня из бедного мальчика, близ-

кого к нищете, Том стал богачом и буквально утопал в роскоши. Кроме уже перечисленных богатств, у него имелось: двенадцать шариков, сломанная губная гармоника, осколок синего бутылочного стекла, чтобы глядеть сквозь него, пустая катушка, ключ, который ничего не отпирал, кусок мела, хрустальная пробка от графина, оловянный солдатик, пара головастиков, шесть хлопушек, одноглазый котёнок, медная дверная ручка, собачий ошейник без собаки, черенок от ножа, четыре куска апельсинной корки и старая оконная рама. Том отлично провёл всё это время, ничего не делая и веселясь, а забор был покрыт извёсткой в три слоя! Если б у него не кончилась извёстка, он разорил бы всех мальчишек в городе.

Том подумал, что жить на свете не так уж плохо. Сам того не подозревая, он открыл великий закон, управляющий человеческими действиями, а именно: для того чтобы мальчику или взрослому захотелось чего-нибудь, нужно только одно — чтобы этого было нелегко добиться. Если бы Том был великим и мудрым мыслителем, вроде автора этой книги, он сделал бы вывод, что Работа — это то, что человек обязан делать, а Игра — то, чего он делать не обязан. И это помогло бы

ему понять, почему делать искусственные цветы или носить воду в решете есть работа, а сбивать кегли или восходить на Монблан — забава. Есть в Англии такие богачи, которым нравится в летнюю пору править почтовой каретой, запряженной четвериком, потому что это стоит им бешеных денег; а если б они получали за это жалованье, игра превратилась бы в работу и потеряла для них всякий интерес.

Том раздумывал ещё некоторое время над той сущест­венной переменой, какая произошла в его обстоятельствах, а потом отправился с донесением в главный штаб.

(Продолжение следует)

---

 

Думаем над прочитанным

1.Что вы узнали о Томе Сойере с первых глав повести? Какое впечатление он на вас произвёл? Почему?

2.Перескажите близко к тексту, за что был наказан Том.

3.Проследите, с помощью каких художественных деталей автор создаёт комическую ситуацию.

4.От имени главного героя расскажите, как был побелён забор.

5.Подготовьтесь к инсценизации эпизода «Том Сойер белит забор».

6.Расшифруйте ребус и узнаете, что получил Том от одного из мальчишек в обмен на разрешение побелить забор.

7.Объясните, какой «великий закон, управляющий человечески­ми действиями», открыл Том.

8.Как вы думаете, благодаря каким чертам характера Тому уда­лось не только избежать выполнения скучной работы, но ещё и «разбогатеть»? Обоснуйте свой ответ.

9.Внимательно рассмотрите иллюстрации к тексту Сопоставьте их с прочитанным текстом.

10.Определите отношение автора к своему герою. Обоснуйте свой ответ, используя текст произведения.

11.Начните писать сочинение с продолжением на тему: «Том Сойер. Какой он?».

---

 

( Продолжение )

Глава XXXI

Теперь вернёмся к Тому и Бекки и посмотрим, что они делали на пикнике. Они шли вместе со всей компа­нией по тёмным коридорам, осматривая уже знакомые чудеса пещеры, чудеса, носившие очень пышные названия: «Гостиная», «Собор», «Дворец Аладдина» и т. д. Скоро началась весёлая игра в прятки, и Том с Бекки тоже увлеклись ею и играли до тех пор, пока не устали немножко. Тогда они спустились по извилистой галерее, держа свечи над головой и разбирая путаный узор имён, чисел, адресов и девизов, которые были вы­ведены копотью на каменистых стенах. Так они шли всё дальше и дальше и за разговором не заметили, что находятся уже в той части пещеры, где на стенах нет никаких надписей. Они тоже вывели свои имена копо­тью на выступе стены и двинулись дальше. Скоро им попалось такое место, где маленький ручеёк, падая со скалы, мало-помалу осаждал известь и в течение сто­летий образовал целую кружевную Ниагару из блестящего и прочного камня. Том протиснулся туда своим худеньким телом и осветил водопад, чтобы до­ставить Бекки удовольствие. За водопадом он нашёл крутую естественную лестницу в узком проходе между двумя стенами, и им сразу овладела страсть к откры­тиям. Он позвал Бекки, и, сделав копотью знак, чтобы не заблудиться, они отправились на разведку. Они долго шли по этому коридору, поворачивая то вправо, то влево, и, забираясь всё глубже и глубже под землю в тайники пещеры, сделали ещё одну пометку, свернули в сторону в поисках нового и невиданного, о чём можно было бы рассказать наверху. В одном месте они набре­ли на обширную пещеру, где с потолка свисало много

сталактитов¹, длинных и толстых, как человеческая нога; Том и Бекки обошли её кругом, восторгаясь и ахая, и вышли по одному из множества боковых ко­ридоров. По этому коридору они скоро пришли к пре­лестному роднику, выложенному сверкающими, слов­но иней, кристаллами; этот родник находился посреди пещеры, стены которой поддерживало множество фантастических колонн, образовавшихся из сталак­титов и сталагмитов², слившихся от постоянного падения воды в течение столетий. Под сводами пеще­ры, сцепившись клубками, висели летучие мыши, по тысяче в каждом клубке; потревоженные светом, сотни мышей слетели вниз и с писком стали яростно бросаться на свечи. Том знал повадки летучих мышей и понимал, как они могут быть опасны. Он схватил Бекки за руку и потащил её в первый попавшийся коридор; это было как раз вовремя, потому что летучая мышь загасила крылом свечу Бекки в ту минуту, как она выбегала из пещеры. Летучие мыши гнались за детьми довольно долго, но беглецы то и дело сворачи­вали в новые коридоры, попадавшиеся им навстречу, и наконец избавились от этих опасных тварей. Вскоре Том нашёл подземное озеро, которое, тускло поблёски­вая, уходило куда-то вдаль, так что его очертания теря­лись во мгле. Ему захотелось исследовать берега озера, но он решил, что сначала лучше будет посидеть и от­дохнуть немножко. Тут в первый раз гнетущее безмол­вие пещеры наложило на них свою холодную руку.

—  А я сначала и не заметила, но, кажется, мы уж очень давно не слышим ничьих голосов.

—  Подумай сама, Бекки, ведь мы очень глубоко под ними, — да ещё, может быть, гораздо дальше к северу, или к югу, или к востоку, или куда бы то ни было. Отсюда мы и не можем их слышать.

¹Сталактиты — известковые наросты, свисающие с потолка пещеры, напоминающие сосульки.

⁸Сталагмиты — известковые наросты на полу пещеры, преимущественно в виде столбиков.

Бекки забеспокоилась.

—   А долго мы пробыли тут внизу, Том? Не лучше ли нам вернуться?

—   Да, конечно, лучше вернуться. Пожалуй, это будет лучше.

—   А ты найдёшь дорогу, Том? Тут всё так запутано, я ничего не помню.

—   Дорогу-то я нашёл бы, если б не летучие мыши. Как бы они не потушили нам обе свечки, тогда просто беда. Давай пойдём какой-нибудь другой дорогой, лишь бы не мимо них.

—   Хорошо. Может быть, мы всё-таки не заблудим­ся. Как страшно! — И девочка вздрогнула, представив себе такую возможность.

Они свернули в какой-то коридор и долго шли по нему молча, заглядывая в каждый встречный переход, в надежде — не покажется ли он знакомым; но всё здесь было чужое. Каждый раз, как Том начинал осматривать новый ход, Бекки не сводила с него глаз, ища утешения, и он говорил весело:

—  Ничего, всё в порядке. Это ещё не тот, но скоро мы дойдём и до него!

Но с каждой новой неудачей Том всё больше и боль­ше падал духом и скоро начал повёртывать куда попало, наудачу, в бессмысленной надежде найти ту галерею, которая была им нужна. Он по-прежнему твердил, что всё в порядке, но страх свинцовой тяжестью лёг ему на сердце, и его голос звучал так, как будто говорил: «Всё пропало». Бекки прижалась к Тому в смертельном страхе, изо всех сил стараясь удержать слёзы, но они так и текли. Наконец она сказала:

—  Пускай там летучие мыши, всё-таки вернёмся той дорогой! А так мы только хуже собьёмся.

Том остановился.

—  Прислушайся! — сказал он.

Глубокая тишина, такая мёртвая тишина, что слышно было даже, как они дышат. Том крикнул. Эхо откликнулось, прокатилось по пустым коридорам и, замирая в отдалении, перешло в тихий гул, похожий на чей-то насмешливый хохот.

—  Ой, перестань, Том, уж очень страшно,— сказала Бекки.

—  Хоть и страшно, а надо кричать, Бекки. Может, они нас услышат.— И он опять крикнул.

Это «может» было ещё страшней, чем призрач­ный хохот: оно говорило о том, что всякая надежда потеряна. Дети долго стояли, прислушиваясь, но никто им не ответил. После этого Том сразу повернул назад и прибавил шагу. Прошло очень немного времени, и по его нерешительной походке Бекки поняла, что с ними случилась другая беда: он не мог найти дороги обратно!

—  Ах, Том, почему ты не делал пометок!

—  Бекки, я свалял дурака! Такого дурака! Я и не подумал, что нам, может быть, придётся вернуться. Нет, не могу найти дорогу. Совсем запутался.

—Том, Том, мы заблудились! Мы заблудились! Нам никогда не выбраться из этой страшной пещеры! Ах, и зачем мы только отбились от других!

Она села на землю и так горько заплакала, что Том испугался, как бы она не умерла или не сошла с ума. Он сел рядом с ней и обнял её; она спрятала лицо у него на груди, прижалась к нему, изливая свои страхи и бесполезные сожаления, а дальнее эхо обращало её слова в насмешливый хохот. Том уговаривал её со­браться с силами и не терять надежды, а она отвечала, что не может. Он стал упрекать и бранить себя за то, что довёл её до такой беды, и это помогло. Она сказала, что попробует собраться с силами, встанет и пойдёт за ним куда угодно, лишь бы он перестал себя упрекать. Он виноват не больше, чем она.

И они опять пошли дальше — куда глаза глядят, просто наудачу. Им больше ничего не оставалось делать, как только идти, идти не останавливаясь. Надежда снова ожила в них на короткое время — не потому, что было на что надеяться, но потому, что надежде свойственно оживать, пока человек ещё молод и не привык к неудачам.

Скоро Том взял у Бекки свечу и загасил её. Такая бережливость значила очень много. Никаких объясне­ний не понадобилось. Бекки и так поняла, что это значит, и опять упала духом. Она знала, что у Тома в кармане есть ещё целая свеча и три или четыре огарка, и всё-таки нужно было беречь их.

Скоро дала себя знать усталость; дети не хотели ей поддаваться: им было страшно даже подумать, как это они будут сидеть, когда надо дорожить каждой мину­той; двигаться хоть куда-нибудь всё-таки было лучше и могло привести к спасению, а сидеть — значило призывать к себе смерть и ускорять её приход.

Наконец слабенькие ножки Бекки отказались ей служить. Она села отдыхать. Том сел рядом с ней, и они стали вспоминать своих родных, друзей, удобные постели, а главное — свет! Бекки заплакала, и Том старался придумать что-нибудь ей в утешенье, — но он

столько раз повторял всё это, что его слова уже не действовали и были похожи на насмешку. Бекки так измучилась, что задремала и уснула. Том был и этому рад. Он сидел, глядя на её осунувшееся личико, и видел, как от весёлых снов оно становится спокойным, таким, как всегда. Скоро на её губах заиграла улыбка. Мирное выражение её лица немножко успокоило самого Тома и помогло ему собраться с духом — он стал думать о прошлом и весь ушёл в смутные воспоми­нания. Он долго сидел, глубоко задумавшись, как вдруг Бекки проснулась с тихим весёлым смехом, но он тут же замер у неё на губах и сменился жалобным стоном.

—  Как это я могла уснуть! Мне хотелось бы ни­когда, никогда не просыпаться! Нет, нет! Я больше не буду, Том! Не смотри на меня так! Я больше не буду так говорить!

—  Я рад, что тебе удалось уснуть, Бекки; теперь ты отдохнула, и мы с тобой найдём дорогу к выходу.

—  Попробуем, Том. Только я видела во сне такую прекрасную страну. Мне кажется, мы скоро там будем.

—  Может, будем, а может, и нет. Развеселись, Бекки, и пойдём искать выход.

Они встали и пошли дальше, взявшись за руки и уже ни на что не надеясь. Они попробовали сообразить, сколь­ко времени находятся в пещере, — им казалось, что целые недели. Однако этого не могло быть, потому что свечи у них ещё не вышли. Прошло много времени — сколько именно, они не знали,— и Том сказал, что надо идти потихоньку и прислушиваться, не капает ли где вода,— им надо найти источник. Скоро они нашли источ­ник, и Том сказал, что пора опять отдыхать. Оба они смертельно устали, однако Бекки сказала, что может пройти ещё немножко дальше. Её удивило, что Том на это не согласился. Она не понимала почему. Они сели, и Том глиной прилепил свечу к стене. Оба они задумались и долго молчали. Потом Бекки заговорила:

—  Том, мне очень хочется есть! Том достал что-то из кармана.

—  Помнишь? — спросил он. Бекки улыбнулась через силу.

—  Это наш свадебный пирог, Том.

—  Да, жалко, что он не с колесо величиной, ведь больше у нас ничего нет.

—  Я спрятала его на пикнике, чтобы потом поло­жить под подушку, как делают большие со свадебным пирогом, но для нас это будет...

Она так и не договорила. Том разделил кусок пополам, и Бекки с удовольствием съела свою долю, а Том только отщипнул от своей. Холодной воды было сколько угодно — нашлось, чем запить еду.

Через некоторое время Бекки предложила идти дальше. Том помолчал с минуту, потом сказал:

—  Бекки, ты можешь выслушать то, что я тебе скажу? Бекки побледнела, но сказала, что может.

—  Вот что, Бекки, нам надо остаться здесь, где есть вода для питья. Этот огарок у нас последний.

Бекки дала волю слезам. Том утешал её, как умел, но это плохо помогало. Наконец Бекки сказала:

—  Том!

—  Что ты, Бекки?

—  Нас хватятся и будут искать!

—  Да, конечно. Непременно будут.

—  Может быть, они уже ищут нас, Том!

—  Да, пожалуй, уже ищут. Хорошо бы, если так.

—  Когда они хватятся нас, Том?

—  Когда вернутся на пароход, я думаю.

—  Том, тогда будет уже темно. Разве они заметят, что нас нет?

—  Не знаю. Во всяком случае, твоя мама хватится тебя, как только все вернутся домой.

По испуганному лицу Бекки Том понял, что сделал промах. Бекки не ждали домой в этот вечер. Дети при­молкли и задумались. Через минуту Бекки разрыда­лась, и Том понял, что ей пришла в голову та же мысль, что и ему: пройдёт всё воскресное утро, прежде чем миссис Тэтчер узнает, что Бекки не ночевала у миссис Гарпер.

Дети не сводили глаз с крохотного огарка, следя, как он медленно и безжалостно таял, как осталось, наконец, только полдюйма фитиля; как слабый огонёк то вспыхивал, то угасал, пуская тоненькую струйку дыма, помедлил секунду на верхушке, а потом воца­рилась непроглядная тьма.

Сколько прошло времени, прежде чем Бекки заметила, что плачет в объятиях Тома, ни один из них не мог бы сказать. Оба знали только, что очень долго пробыли в сонном оцепенении, а потом снова очнулись в полном отчаянье. Том сказал, что сейчас, должно быть, уже воскресенье, а может быть, и понедельник. Он старался вовлечь Бекки в разговор, но она была слишком подавлена горем и ни на что больше не надеялась. Том сказал, что теперь их, надо полагать, давным-давно хватились и начали искать. Он будет кричать, и, может быть, кто-нибудь придёт на крик. Однако в темноте отдалённое эхо звучало так страшно, что Том крикнул один раз и замолчал.

Часы проходили за часами, и скоро голод снова начал терзать пленников. У Тома оставался кусочек от его доли пирога; они разделили его и съели. Но стали ещё голоднее — этот крохотный кусочек только раз­дразнил аппетит.

Вдруг Том сказал:

—  Ш-ш. Ты слышала?

Оба прислушались, затаив дыхание. Они уловили какой-то звук, похожий на слабый, отдалённый крик. Том сейчас же отозвался и, схватив Бекки за руку, ощупью пустился по коридору туда, откуда слышался крик. Немного погодя он опять прислушался; опять раздался тот же крик, как будто немного ближе.

—  Это они! — сказал Том. — Они идут! Скорей, Бекки, теперь всё будет хорошо!

Дети чуть с ума не сошли от радости. Однако спешить было нельзя, потому что на каждом шагу попадались ямы и надо было остерегаться. Скоро они дошли до такой ямы, что им пришлось остановиться. Быть может, в ней было три фута глубины, а быть

может, и все сто,— во всяком случае, обойти её было нельзя. Том лёг на живот и перегнулся вниз, насколько мог. Дна он не достал. Надо было оставаться здесь и ждать, пока за ними придут. Они прислушались. Отдалённые крики уходили как будто всё дальше и дальше. Мину та-другая, и они совсем смолкли. Просто сердце разрывалось от тоски! Том кричал, пока не охрип, но всё было бесполезно. Он уговаривал и обнадёживал Бекки, но прошёл целый век тревожного ожидания, а криков больше не было слышно.

Дети ощупью нашли дорогу к источнику. Время тянулось без конца; они опять уснули и проснулись голодные, удручённые горем. Том подумал, что теперь, наверно, уже вторник.

Вдруг его словно осенило. Поблизости было несколь­ко боковых коридоров. Не лучше ли пойти на разведку, чем изнывать столько времени от безделья и тоски? Он достал из кармана бечёвку от змея, привязал её к выступу скалы, и они с Бекки тронулись в путь. Том шёл впереди, продвигаясь ощупью и разматывая верёвку. Через двадцать шагов коридор кончался об­рывом. Том стал на колени, протянул руку вниз, потом насколько мог дальше за угол и только хотел протянуть её ещё немножко дальше вправо, как из-за скалы, всего шагах в двадцати, показалась чья-то рука со свечкой! Том радостно закричал — как вдруг за этой рукой показалась и вся фигура... индейца Джо! Том остол­бенел; он не мог двинуться с места. В следующую минуту он, к своему великому облегчению, увидел, что «испанец» бросился бежать и скрылся из виду.

Том удивился, что индеец Джо не узнал его голоса и не убил его за показания в суде. Должно быть, эхо изменило его голос. Конечно, так оно и есть, рассудил он. От страха он совсем ослаб и сказал себе, что, если у него хватит силы дотащить­ся обратно до источника, он никуда

больше не двинется, чтобы опять не наткнуться на индейца Джо. Он скрыл от Бекки, что видел индейца, и сказал ей, что крикнул «на всякий случай».

Но голод и беда оказались в конце концов сильнее страха. После долгого утомительного ожидания у ис­точника они снова уснули, и настроение у них изме­нилось. Дети проснулись оттого, что их мучил голод. Тому показалось, что наступила уже среда, а может быть, четверг или даже пятница, или даже суббота, и что их перестали искать. Он решил осмотреть ещё один коридор. Он чувствовал, что не побоится теперь ни индейца Джо, ни других опасностей. Но Бекки очень ослабела. Тоска и уныние овладели девочкой, и её ни­чем нельзя было расшевелить. Она говорила, что останется здесь и умрёт, — ждать теперь уже недолго. Она позволила Тому идти с бечёвкой осматривать ко­ридоры, если он хочет; только просила почаще возвра­щаться и говорить с ней и, кроме того, заставила Тома обещать ей, что, когда настанет самое страшное, он не отойдёт от неё ни на минуту и будет держать её за руку до самого конца.

Том поцеловал Бекки, чувствуя, что клубок подка­тывает у него к горлу, и уверил её, будто надеется найти выход из пещеры и встретить тех, кто их ищет. Потом он взял бечёвку в руку и пополз на четвереньках по одному из коридоров, едва живой от голода, с тоской предчувствуя близкую гибель.

Глава XXXII

Наступил вторник, и день уже сменился сумерка­ми. Городок Сент-Питерсберг всё ещё оплакивал пропавших детей. Они так и не нашлись. За них молились в церкви всем обществом, многие и дома воссылали горячие молитвы, вкладывая в них всю душу, но до сих пор из пещеры не было вестей. Многие из горожан бросили поиски и вернулись к своим обычным делам, говоря, что детей, видно, уж не найти. Миссис Тэтчер была очень больна и почти всё время бредила. Говорили, что сердце разрывается слушать,

как она зовёт свою девочку, поднимает голову с подушки и подолгу прислушивается, а потом опускает её со стоном. Тётя Полли впала в глубокую тоску, и её седеющие волосы совсем побелели. Во вторник вечером городок отошёл ко сну, горюя и ни на что не надеясь.

Вдруг среди ночи поднялся неистовый перезвон коло­колов, и в одну минуту улицы переполнились ликую­щими полуодетыми людьми, которые вопили: «Выходи­те! Выходите! Они нашлись! Они нашлись!» Звонили в колокола, били в сковородки, трубили в рожки, и весь город толпою повалил к реке, навстречу Тому и Бекки, которых горожане везли в открытой коляске; их окру­жили и торжественно проводили домой по главной улице с неумолкающими криками «ура».

Городок осветился огнями; никто больше не ложил­ся спать; это была самая торжественная ночь в жизни горожан. В первые полчаса они один за другим входи­ли в дом судьи Тэтчера, крепко обнимали спасённых и целовали их, пожимали руки миссис Тэтчер, пытались что-то сказать, но не могли — и уходили, роняя по дороге слёзы.

Тётя Полли была совершенно счастлива, и миссис Тэтчер почти так же. Ей недоставало только одного: чтобы гонец, посланный в пещеру, сообщил эту радост­ную новость её мужу. Том лежал на диване, окружён­ный внимательными слушателями, и рассказывал им о своих удивительных приключениях, безбожно при­крашивая их самыми невероятными выдумками. Наконец он рассказал, как оставил Бекки и ушёл отыс­кивать выход; как он прошёл две галереи, насколько у него хватило бечёвки; как он свернул в третью, натяги­вая бечёвку до отказа, и хотел уже повернуть обратно, как далеко впереди блеснуло что-то похожее на дневной свет; он бросил бечёвку и стал пробираться туда ползком, просунув голову и плечи наружу, и уви­дел, что широкая Миссисипи катит перед ним свои волны! А если бы в это время была ночь, он не увидел бы этого проблеска дневного света и не пошёл бы дальше по коридору. Он рассказал, как вернулся к

Бекки и сообщил ей радостную новость, а она попроси­ла, чтобы он не мучил её такими пустяками, потому что у неё нет больше сил и она скоро умрёт, и даже хочет умереть. Он рассказал, как уговаривал и убеждал её и как она чуть не умерла от радости, добравшись до того места, откуда было видно голубое пятнышко света; как он выбрался из дыры и помог выбраться Бекки; как они сидели на берегу и плакали от радости; как мимо проезжали какие-то люди в челноке и Том окликнул их и сказал, что они только что из пещеры и умирают с голоду. Ему сначала не поверили, сказали, что «пещера находится пятью милями выше по реке», а потом взяли их в лодку, причалили к какому-то дому, накормили их ужином, уложили отдыхать часа на два-на три, а после наступления темноты отвезли домой.

Перед рассветом судью Тэтчера с горсточкой его помощников разыскали в пещере по бечёвке, которая тянулась за ними, и сообщили им радостную новость.

Оказалось, что три дня и три ночи скитаний и голо­да в пещере не прошли для Тома и Бекки даром. Они пролежали в постели всю среду и четверг, чувствуя себя ужасно усталыми и разбитыми. Том встал нена­долго в четверг, побывал в пятницу в городе, а к суб­боте был уже почти совсем здоров. Зато Бекки не выходила из комнаты до воскресенья и выглядела так, как будто перенесла тяжёлую болезнь.

Том, узнав о болезни Гека, зашёл навестить его в пят­ницу, но в спальню его не пустили; в субботу и в воскре­сенье он тоже не мог к нему попасть. После этого его стали пускать к Геку каждый день, но предупредили, чтобы он не рассказывал о своих приключениях и ничем не волновал Гека. Вдова Дуглас сама оставалась в ком-, нате, следя за тем, чтобы Том не проговорился. Дома он узнал о событии на Кардифской горе, а также о том, что тело «оборванца» в конце концов выловили из реки око­ло перевоза; должно быть, он утонул, спасаясь бегством.

Недели через две после выхода из пещеры Том пошёл повидаться с Геком, который теперь набрался сил и мог выслушать волнующие новости, а Том думал,

что его новости будут интересны Геку. По дороге он зашёл к судье Тэтчеру навестить Бекки. Судья и его знакомые завели разговор с Томом, и кто-то спросил его в шутку, не собирается ли он опять в пещеру. Том ответил, что он был бы не прочь. Судья на это сказал:

—Ну что же, я нисколько не сомневаюсь, что ты не один такой, Том. Но мы приняли свои меры. Больше никто не заблудится в этой пещере.

—Почему?

—Потому что ещё две недели назад я велел оковать большую дверь листовым железом и запереть её на три замка, а ключи у меня.

Том побелел, как простыня.

—Что с тобой, мальчик? Скорее, кто-нибудь! При­несите стакан воды!

Воду принесли и брызнули Тому в лицо.

—Ну вот, наконец ты пришёл в себя. Что с тобой, Том?

—Мистер Тэтчер, там, в пещере, индеец Джо!

(Продолжение следует )

---

 

Думаем над прочитанным

1.Расскажите, что случилось с Томом и Бекки.

2.   Составьте цитатный план к главе XXXI.

3.   С помощью каких выразительных средств писатель передаёт нарастание атмосферы страха? Найдите их в тексте.

4.   Расшифруйте головоломку. Как вы понимаете это выражение?

5. Перескажите близко к тексту, как Тому и Бекки удалось вы­браться из пещеры.

6.Охарактеризуйте действия Тома в пещере. Подумайте, о каких качествах характера свидетельствует его поведение.

7.Нарисуйте рисунки «Том и Бекки в пещере».

8.От имени Бекки расскажите о приключениях детей в пещере.

9.Подумайте, можно ли утверждать, что озорник и сорванец Том — смелый и благородный мальчик. Обоснуйте свой ответ, опираясь на текст.

10.Продолжите писать сочинение с продолжением «Том Сойер. Какой он?».

Знаете ли вы, что...

Биографы Марка Твена давно установили, что большая часть приключений Тома Сойера — это приключения самого автора в возрасте его героя. Марк Твен писал: «Я был сорван­цом и причинял моей матери немало хлопот. На самом деле существовал безлюдный остров на Миссисипи, куда любили сбегаться мальчишки, чтоб спрятаться от «цивилизации» взрослых. Под именем тёти Полли я изобразил свою мать, а под именем Бекки — одну из своих школьных подруг, с которой однажды заблудился в страшных лабиринтах пещеры вблизи Ганнибала и чуть не погиб. А своего друга, маленького бродягу Тома Бленкеншипа, увековечил под именем Гекльберри Финн».

---

 

(Продолжение )

Глава XXXIII

Через несколько минут эта весть облетела весь го­род, и около десятка переполненных лодок было уже на пути к пещере Мак-Дугала, а вскоре за ними отпра­вился и пароходик, битком набитый пассажирами. Том Сойер сидел в одной лодке с судьёй Тэтчером.

Когда дверь в пещеру отперли, в смутном сумраке глазам всех представилось печальное зрелище. Индеец Джо лежал мёртвый на земле, припав лицом к дверной щели, словно до последней минуты не мог оторвать своих тоскующих глаз от светлого и радостного мира там, на воле. Том был тронут, так как знал по собствен­ному опыту, что перенёс этот несчастный. В нём заше­велилась жалость, но всё же он испытывал огромное

чувство облегчения и свободы и только теперь понял по-настоящему, насколько угнетал его страх с того са­мого дня, когда он отважился выступить на суде про­тив кровожадного метиса.

Охотничий нож индейца Джо лежал рядом с ним, сломанный пополам. Тяжёлый нижний брус двери был весь изрублен и изрезан, что стоило индейцу немалых трудов. Однако этот труд пропал даром, потому что снаружи скала образовала порог, и с неподатливым камнем индеец Джо ничего не мог поделать; нож сло­мался, только и всего. Но даже если бы не было каменного порога, этот труд пропал бы даром, потому что индеец Джо всё равно не мог бы протиснуться под дверь, даже вырезав нижний брус. И он это знал; он рубил брус только для того, чтобы делать что-нибудь, чтобы как-нибудь скоротать время и занять чем-нибудь свой измученный ум. Обычно в расщелинах стен можно было найти с десяток огарков, оставленных туристами; теперь не было ни одного. Пленник отыскал их и съел. Кроме того, он ухитрился поймать несколько летучих мышей и тоже съел их, оставив одни когти. Несчаст­ный умер голодной смертью. Поблизости от входа поднимался над землёй сталагмит, выросший в течение веков из капель воды, которые падали с висевшего над ним сталактита. Узник отломил верхушку сталагмита и на него положил камень, выдолбив в этом камне не­глубокую ямку, чтобы собирать драгоценные капли, падавшие через каждые три минуты с тоскливой разме­ренностью маятника — по десертной ложке каждые двадцать четыре часа. Эта капля падала, когда строи­лись пирамиды, когда разрушали Трою, когда основы­вали Рим, когда распинали Христа, когда Вильгельм Завоеватель создавал Великобританию, когда отправ­лялся в плавание Христофор Колумб, когда битва при Лексингтоне была свежей новостью. Она падает и теперь, и будет падать, когда всё это станет вчерашним днём истории, уйдёт в сумерки прошлого, а там и в непроглядную ночь забвения. Неужели всё на свете имеет свою цель и своё назначение? Неужели эта капля

терпеливо падала в течение пяти тысяч лет только для того, чтобы эта человеческая букашка утолила ею свою жажду? И не придётся ли ей выполнить ещё какое-ни- будь важное назначение, когда пройдёт ещё десять ты­сяч лет? Не всё ли равно. Много, много лет прошло с тех пор, как злополучный метис выдолбил камень, чтобы собирать в него драгоценную влагу, но и до сих пор туристы, приходя любоваться чудесами пещеры Мак- Дугала, больше всего смотрят на этот трогательный камень и на эту медленно набухающую каплю. Чаша индейца Джо стоит первой в списке чудес пещеры: даже «Дворец Аладдина» не может с ней сравниться.

Индейца Джо зарыли у входа в пещеру; люди съез­жались на похороны в лодках и в повозках — из горо­дов, посёлков и с ферм на семь миль в окружности; они привезли с собой детей и всякую провизию и говорили потом, что похороны доставили им такое же удовольст­вие, как если бы они видели саму казнь. Эти похороны приостановили дальнейший ход одного дела — проше­ния на имя губернатора¹ о помиловании индейца Джо. Прошение собрало очень много подписей, состоялось много митингов, лились слёзы и расточалось красноре­чие, избран был целый комитет слезливых дам, кото­рые должны были облачиться в траур и идти плакать к губернатору, умоляя его забыть свой долг и показать себя милосердным ослом. Говорили, что индеец Джо убил пятерых жителей городка, но что же из этого? Если бы он был сам сатана, то и тогда нашлось бы до­вольно слюнтяев, готовых подписать прошение о поми­ловании и слёзно просить об этом губернатора, благо глаза у них на мокром месте.

На другой день после похорон Том повёл Гека в укромное место, чтобы поговорить с ним о важном де­ле. Гек уже знал о приключениях Тома и от валлийца и вдовы Дуглас, но Том сказал, что Гек не всё от них слышал, одного он ещё не знает, вот об этом одном им и надо поговорить. Лицо Гека омрачилось. Он сказал:

¹Губернатор — высший сановник, глава штата.

—  Я знаю о чём. Ты побывал в номере втором и не нашёл ничего, кроме виски. Никто мне не говорил, но я понял, что это ты, когда услышал насчёт виски; я так и знал, что денег ты не нашёл, а то дал бы как-нибудь знать мне, хоть и не сказал никому другому. Том, мне всегда так думалось, что нам с тобой этих денег не видать.

—  Да что ты, Гек, я вовсе не доносил на хозяина трактира. Ты сам знаешь, он ещё был открыт в субботу, когда мы поехали на пикник. Как же ты не помнишь, что была твоя очередь стеречь в ту ночь?

—  Ах да! Право, кажется, целый год прошёл с тех пор. Это было в ту самую ночь, когда я выследил индейца Джо и шёл за ним до самого дома вдовы.

—  Так это ты его выследил?

—  Да, только ты помалкивай. У индейца Джо, наверно, остались приятели,— очень надо, чтобы они на меня обозлились и строили мне пакости! Если б не я, он бы, наверно, был уже в Техасе.

После этого Гек по секрету рассказал всё, что с ним случилось, Тому, который слышал от валлийца только половину.

—  Так вот, — сказал Гек, опять возвращаясь к главному предмету, — кто унёс бочонок виски из вто­рого номера — унёс и деньги: во всяком случае, для нас они пропали, Том!

—  Гек, эти деньги и не бывали в номере втором!

—  Как так? — И Гекльберри зорко посмотрел в глаза товарищу.—Том, уж не напал ли ты опять на след этих денег?

—  Гек, они в пещере!

У Гека загорелись глаза.

—  Повтори, что ты сказал, Том!

—  Деньги в пещере!

—  Том, честное индейское? Ты это шутишь или взаправду?

—  Взаправду, Гек; такой правды я ещё никому не говорил. Хочешь пойти туда со мной, помочь мне достать деньги?

—   Ещё бы не хотеть! Только чтобы можно было туда добраться по меткам, а то как бы нам не заблудиться.

—   Гек, нам это никакого труда не будет стоить.

—   Вот здорово! А почему ты думаешь, что деньги...

—   Погоди, дай только нам добраться до места! Если мы их не найдём, я тебе отдам свой барабан, всё отдам, что у меня только есть. Отдам, ей-богу!

—   Ну ладно, по рукам. А когда ты думаешь?

—   Да хоть сейчас, если хочешь? Сил у тебя хватит?

—   А это далеко от входа? Я уже дня три или четыре на ногах, хожу понемножку, только больше одной мили мне не пройти, куда там!

—   Если идти, как все ходят, то миль пять; а я знаю другую дорогу, короче, там никто не ходит. Гек, я тебя свезу в челноке. Буду сам грести и туда и обратно. Тебе даже пальцем шевельнуть не придётся.

—   Давай сейчас и поедем!

—   Хорошо. Возьмём хлеба с мясом, трубки, два- три мешка, клубок бечёвок для змея да немножко этих новых штучек, которые называются серными спичка­ми. Знаешь, я не раз пожалел, что их со мной не было.

Сразу же после полудня мальчики позаимствовали челнок у одного горожанина, которого не было дома, и отправились в путь. Когда они отплыли на несколько миль от входа в пещеру, Том сказал:

—  Видишь этот обрыв, он весь одинаковый — от входа в пещеру до этого места ни домов, ни лесных складов, и кусты везде одинаковые. А видишь белое пятно вон там, где оползень? Это и есть моя примета. Теперь мы пристанем к берегу.

Они высадились.

—  Ну, Гек, с того места, где ты стоишь, можно удочкой достать до входа. А попробуй-ка разыскать его.

Гек обыскал всё кругом, но так и не нашёл входа. Том с гордостью вошёл в густые кусты сумаха и сказал:

—  Вот он! Погляди, Гек, такой удобной лазейки нигде больше не найти. Ты только помалкивай. Я ведь давно собираюсь в разбойники, да всё не было подхо­дящего места, и где его искать — тоже неизвестно. А теперь, раз оно нашлось, мы никому не скажем, только Джо Гарперу и Бену Роджерсу,— надо же, чтобы была шайка, а то какая же это игра! Шайка Тома Сойера — здорово получается, правда, Гек?<...>

<...>Том спускался первым, по дороге наскоро вырубая в глине ступеньки. Гек за ним. Четыре хода открывались из маленькой пещеры, где лежал боль­шой камень. Мальчики осмотрели три хода, но ничего не нашли. Они увидели неглубокую впадину в том ходе, который был ближе к основанию камня, а в ней разостланные на земле одеяла, старую подтяжку, сви­ную кожу, дочиста обглоданные кости двух-трёх кур. Но сундука там не было. Они искали и искали без конца, и всё зря. Том сказал:

—  Говорил же он, что под крестом. А это всего ближе к кресту. Под самым камнем быть не может, потому что он сидит глубоко в земле.

Они обыскали всё ещё раз, а потом устали и сели отдыхать. Гек не мог ничего придумать. И вдруг Том сказал:

—  Послушай, Гек, с одной стороны камня есть следы и земля закапана свечным салом, а с трёх сторон

ничего нету. Как ты думаешь, почему? По-моему, деньги под камнем. Сейчас начну копать глину.

—  Это ты неплохо придумал, Том, — сказал Гек, оживляясь.

Том пустил в ход настоящий ножик фирмы Барлоу и, уйдя на какие-нибудь четыре дюйма в глубину, наткнулся на дерево.

—  Что, Гек, слышишь?

Гек тоже начал рыть и выгребать руками землю. Скоро показались доски, они их вынули. Там оказа­лась расселина, уходившая под камень. Том влез туда и просунул свечку как можно дальше, но конца расселины всё же увидеть не мог. Он сказал, что пойдёт посмотрит. Нагнувшись, он полез под камень; узкий ход шёл под уклон. Том свернул сначала направо, потом налево, Гек следовал за ним по пятам. Пройдя ещё один короткий поворот, Том воскликнул:

—  Боже ты мой, Гек, погляди сюда!

Перед ними был тот самый сундук с деньгами, он стоял в уютной маленькой пещерке; там же был пустой бочонок из-под пороха, два ружья в кожаных чехлах, две или три пары старых мокасин, кожаный ремень и всякий другой хлам, намокший в воде, которая капала со стен.

—  Наконец-то добрались! — сказал Гек, роясь в куче потемневших монет. — Мы с тобой теперь богачи, Том!

—  Гек, я всегда думал, что эти деньги нам достанутся. Не верится даже, но ведь достались же! Вот что, копаться тут нечего, давай вылезать. Ну-ка, дай посмотреть, смогу ли я поднять сундучок.

Сундук весил фунтов пятьдесят. Поднять его Том поднял, но нести было очень тяжело и неудобно.

—  Так я и думал, — сказал он. — Видно было, что им тяжело, когда они выносили сундук из до­ма с привидениями. Я это заметил. Хорошо ещё, что я не забыл захватить с собой мешки.

Скоро деньги были пересыпаны в мешки, и маль­чики потащили их к камню под крестом.

—  Давай захватим и ружья, и всё остальное,—ска­зал Гек.

—  Нет, Гек, оставим их здесь. Всё это нам понадо­бится, когда мы уйдём в разбойники. Вещи мы будем держать здесь и оргии¹ тоже здесь будем устраивать. Для оргий тут самое подходящее место.

—  А что это такое «оргии»?

—  Я почём знаю. Только у разбойников всегда бывают оргии, значит, и нам тоже надо. Ну, пошли, Гек, мы здесь без конца сидим.

—  Должно быть, уже поздно. И есть тоже хочется. Доберёмся до лодки, тогда поедим и покурим.

Скоро они вышли на волю в зарослях сумаха, осто­рожно огляделись по сторонам, увидели, что никого нет, и уселись в лодке курить и закусывать. Когда солнце на­чало склоняться к западу, они оттолкнулись от берега и поплыли обратно. Том грёб, держась около берега всё время, пока длились летние сумерки, и весело болтал с Геком, а как только стемнело, причалил к берегу.

—  Вот что, Гек,— сказал Том,— мы спрячем день­ги на сеновале у вдовы, а утром я приду, и мы их сосчи­таем и поделим, а там найдём в лесу местечко, где их никто не тронет. Ты посиди тут, постереги, пока я сбе­гаю и возьму потихоньку тележку Бенни Тэйлора; я в одну минуту обернусь.

Он исчез и скоро вернулся с тележкой, уложил в неё два мешка, прикрыл сверху старыми тряпками и тро­нулся в путь, таща за собой тележку. Поравнявшись с домом валлийца, мальчики остановились отдохнуть. Только они хотели двинуться дальше, как старик вы­шел на крыльцо и окликнул их:

—  Эй, кто там?

—  Гек Финн и Том Сойер!

'(‘Ургия — разгульный, шумный банкет.

—  Вот это хорошо! Идём со мной, мальчики, все только вас и дожидаются. Ну, скорей, идите вперёд, а я потащу вашу тележку. Однако тяжесть порядочная. Что у вас тут? Кирпичи или железный лом?

—  Железный лом.

—  Так я и думал. В нашем городе все мальчишки готовы собирать, не жалея сил, железный лом, за который им дадут какие-нибудь гроши на заводе, а по- настоящему работать не хотят, даже если дать вдвое больше. Так уж человек устроен. Ну, живей, поторап­ливайтесь!

Мальчикам захотелось узнать, для чего надо торо­питься.

—  Не беспокойтесь, скоро узнаете, вот только придём к дому вдовы Дуглас.

Гек сказал не без опаски (он давно привык ко всякой напраслине):

—  Мистер Джонс, мы ничего такого не сделали. Валлиец засмеялся:

—  Уж не знаю, Гек, мой мальчик. Ничего не знаю. Разве вдова к тебе плохо относится?

—  Нет. Она ко мне относится хорошо, это верно.

—  Ну, так в чём же дело? Чего тебе бояться? Гек ещё не успел решить этого вопроса, ум у него медленно работал, как его втолкнули вместе с Томом в гостиную вдовы Дуглас. Мистер Джонс оставил тележку у крыльца и вошёл вслед за ними.

Гостиная была великолепно освещена, и в ней собрались все, кто только имел какой-нибудь вес в городишке. Тэтчеры были здесь, Гарперы, Роджерсы, тётя Полли, Сид, Мэри, пастор, редактор местной газеты и ещё много народа, все разодетые по-празд­ничному. Вдова встретила мальчиков так ласково, как только можно было встретить гостей, явившихся в таком виде: они с ног до головы были выпачканы в глине и закапаны свечным салом. Тётя Полли вся покраснела от стыда и, грозно нахмурившись, покача­ла головой. И всё же мальчики чувствовали себя куда хуже остальных гостей. Мистер Джонс сказал:

—Том ещё не заходил домой, я уже было думал, что не найду его, как вдруг встретился с ними у моих дверей и сейчас же привёл их сюда.

—И отлично сделали, — сказала вдова. — Идёмте со мной, дети.

Она повела их в спальню и сказала:

—Теперь умойтесь и переоденьтесь. Вот вам два новых костюма, рубашки, носки,— всё, что нужно. Это костюмы Гека. Нет, не благодари, Гек, мистер Джонс купил один, а я другой. Но они вам обоим годятся. Одевайтесь. Мы вас подождём, а вы приведите себя в порядок и приходите вниз.

И она ушла.

Глава XXXIV

<...>Через несколько минут гости вдовы сидели за столом и ужинали, а для детей были поставлены ма­ленькие столики у стены, по обычаю тех мест и того времени. Настала пора, и мистер Джонс в коротенькой речи поблагодарил вдову за честь, которую она оказала ему и его сыновьям, и объявил торжественно, что есть один человек, чья скромность...

И так далее, и тому подобное. Он раскрыл тайну об участии Гека в событиях с присущим ему драматическим мастерством, однако впечатление он произвёл далеко не такое сильное, как могло бы быть при других, более счастливых, обстоятельствах. Тем не менее вдова очень естественно изобразила изумление и наговорила Геку столько ласковых слов и так хвалила и благодарила его, что он и думать забыл про нестерпимые мучения от нового костюма, потому что вытерпеть общее внимание и похвалы было уже совсем невозможно.

Вдова сказала, что хочет взять Гека на воспитание, а когда найдутся на это деньги, она поможет ему завести какое-нибудь своё дело. Тут пришла очередь Тома. Он сказал:

—Гек в деньгах не нуждается. Он и сам богат. Только памятуя о том, как полагается вести себя в обществе, гости смогли удержаться от поощрительного и дружного

смеха при этой остроумной шутке. Но молчание вышло довольно неловкое. Том первый нарушил его:

—  У Гека есть деньги. Вы, может, не поверите, но денег у него много. И смеяться нечего, могу вам пока­зать. Погодите минутку.

Том выбежал за дверь. Все гости растерянно и с лю­бопытством поглядывали друг на друга и вопроси­тельно на Гека, у которого язык разом отнялся.

—  Сид, что такое с Томом? — спросила тётя Пол­ли.— Он... хотя от него просто не знаешь, чего и ждать. Никогда с этим мальчишкой...

Тут вошёл Том, сгибаясь в три погибели под тяжестью мешков, и тётя Полли так и не закончила фразы. Том высыпал всю груду золотых монет на стол со словами:

—  Ну вот, что я вам говорил?! Одна половина Гека, а другая половина моя!

От такой картины у всех гостей захватило дыхание. Они уставились на золото и с минуту не могли выгово­рить ни слова. Потом все разом потребовали объясне­ния. Том сказал, что сейчас всё объяснит. Рассказ был долгий, но очень интересный. Все слушали как зачаро­ванные, не смея вставить ни слова. Когда рассказ был окончен, мистер Джонс сказал:

—  А я-то думал, что приготовил отличный сюрприз для вас всех, но теперь он ничего не стоит. Должен сознаться, что по сравнению с этим мой сюрприз — сущие пустяки.

Начали считать деньги. Оказалось, что их немного больше двенадцати тысяч долларов. Никому из при­сутствующих ещё не приходилось видеть такой кучи денег сразу, хотя у некоторых гостей были капиталы и побольше этого.

Глава XXXV

Читатель может быть уверен, что находка Тома и Гека вызвала сильное брожение умов в захудалом городишке Сент-Питерсберге. Такая большая сумма, да ещё наличными, — просто невероятно! О ней говори­

ли без конца, завидовали, восторгались, многие горо­жане даже повредились в рассудке, не выдержав не­здорового волнения. В городе и окрестных посёлках разобрали доска за доской все дома, где было «нечис­то», вплоть до фундамента, и даже земля под ними была вся изрыта в поисках клада — и не то что маль­чишками, а положительными, солидными людьми, да­леко не мечтателями. Куда бы ни пошли Том с Геком, за ними везде ухаживали, восхищались ими, глазели на них. Мальчики не могли припомнить, чтобы раньше хоть кто-нибудь прислушивался к тому, что они говорят, а теперь люди подхватывали и повторяли за ними каждое слово; что бы они ни сделали, всё вы­ходило у них замечательно; они, видно, утеряли спо­собность действовать и говорить, как обыкновенные смертные; мало того, раскопали их прошлое — и даже там оказались налицо все признаки оригинальности и таланта. Городская газетка напечатала их биографии.

Вдова Дуглас положила деньги Гека в банк, а судья Тэтчер по просьбе тёти Полли сделал то же самое для Тома. У каждого из мальчиков был теперь просто громадный доход — по доллару каждый день, а в воскресенье полдоллара. Столько, сколько полагалось пастору, вернее, сколько ему обещали, ибо собрать такую сумму он не мог. Времена тогда были простые — за доллар с четвертью в неделю мальчик мог иметь стол и квартиру, мог учиться, одеваться да ещё стричься и мыться за те же деньги.

Судья Тэтчер возымел самое высокое мнение о Томе Сойере. Он говорил, что обыкновенный мальчик не вывел бы его дочь из пещеры. Когда Бекки рассказала отцу по секрету, что в школе Том выдержал ради неё порку, судья был заметно тронут; а когда она стала заступаться за Тома и извинять ложь, придуманную Томом, для того чтобы розги достались ему, а не Бекки, судья сказал с большим чувством, что это была великодушная, благородная, святая ложь, достойная стать наравне с хвалёной правдой Георга Вашингтона насчёт топорика и шагать по страницам истории рядом

с ней! Бекки подумала, что никогда ещё её папа не казался таким важным и внушительным, как в тот день, когда сказал эти слова, расхаживая по ковру, и топнул ногой. Она сейчас же побежала к Тому и рассказала ему всё.

Судья Тэтчер надеялся когда-нибудь увидеть Тома великим законодателем или великим полководцем. Он говорил, что приложит все усилия, чтобы Том попал в Национальную военную академию, а потом изучил бы юридические науки в лучшем учебном заведении страны и таким образом подготовился к той или другой профессии, а может быть, и к обеим сразу.

Богатство Гека Финна, а может быть, и то, что он теперь находился под опекой вдовы Дуглас, ввело его — нет, втащило его, впихнуло его — в общество, и Гек терпел невыносимые муки. Прислуга вдовы одева­ла его и умывала, причёсывала и приглаживала, укла­дывала спать на отвратительно чистые простыни, без единого пятнышка, которое он мог бы прижать к сердцу, как старого друга. Надо было есть с тарелки, пользоваться ножом и вилкой, утираться салфеткой, пить из чашки; надо было учить по книжке урок, хо­дить в церковь; надо было разговаривать так вежливо, что он потерял всякий вкус к разговорам; куда ни повернись — везде решётки и кандалы цивилизации лишали его свободы и сковывали по рукам и по ногам.

Три недели он мужественно терпел все эти невзго­ды, а потом в один прекрасный день сбежал. Сильно встревожившись, вдова двое суток разыскивала его повсюду. Все приняли участие в поисках; Гека искали решительно везде, даже закидывали сети в реку, думая выловить мёртвое тело. На третий день рано утром Том Сойер догадался заглянуть в пустые бочки за старой бойней и в одной из них нашёл беглеца. Гек тут и ночевал; он уже успел стянуть кое-что из съестного и позавтракать, а теперь лежал, развалясь и покуривая трубку. Он был немыт, нечёсан и одет в те самые лох­мотья, которые придавали ему такой живописный вид в доброе старое время, когда он был свободен и счаст-

лив. Том вытащил его из бочки, рассказал, каких он всем наделал хлопот, и потребовал, чтобы он вернулся домой. Лицо Гека из спокойного и довольного сразу стало мрачным. Он сказал:

—   И не говори, Том. Я уже пробовал, да не выхо­дит, ничего не выходит, Том. Всё это мне ни к чему, да и не привык я. Вдова добрая, не обижает меня, только порядки её не по мне. Велит вставать каждое утро в одно и то же время, велит умываться, сама причёсы­вает, просто все волосы выдрала; в дровяном сарае спать не позволяет; да ещё надевай этот чёртов костюм, а в нём просто задохнёшься, воздух как будто совсем сквозь него не проходит; и такой он, прах его побери, чистый, что ни тебе лечь, ни тебе сесть, ни по земле поваляться; а с погреба я не скатывался лет сто! Да ещё в церковь ходи, потей там,— а я эти проповеди терпеть не могу! Мух не лови, не разговаривай, да ещё башмаки носи, не снимая, всё воскресенье.

Обедает вдова по звонку, спать ложится по звонку, встаёт по звонку — всё у неё по порядку, где же человеку это вытерпеть!

—   Да ведь и у всех то же самое, Гек!

—   Том, мне до этого дела нет. Я не все, мне этого не стерпеть. Просто как верёвками связан. И еда уж очень легко достаётся — этак и есть совсем не ин­тересно. Рыбу ловить — спрашивайся, купаться — спрашивайся, куда ни понадобится — везде спра­шивайся, чёрт их дери. А уж ругаться ни-ни, так что даже и разговаривать неохота — приходится лазить на чердак, там отводить душу, а то просто хоть помирай. Курить вдова не позволяет, орать не позво­ляет, зевать тоже, ни тебе потянуться, ни тебе по­чесаться, особенно при гостях (тут он выругался с особым чувством и досадой)... и всё время молится, прах её побери! Я таких ещё не видывал! Только и знай хлопочи да заботься, хлопочи да заботься! Этак и жить вовсе не захочешь! Пришлось удрать, Том, ничего не поделаешь! А тут ещё школа скоро откроется, мне бы ещё и туда пришлось ходить, — ну, я и не стерпел. Знаешь, Том, ничего хорошего в этом богатстве нет, напрасно мы так думали. А вот эта одёжа как раз по мне, и бочка тоже по мне, теперь я с ними ни за что не расстанусь. Том, я бы не влопался в такую историю, если бы не деньги, так что возьми-ка ты мою долю се­бе, а мне выдавай центов по десять, только не часто, я не люблю, когда мне деньги даром достаются, а ещё ты как-нибудь уговори вдову, чтобы она на меня не сердилась.

—  Знаешь, Гек, я никак не могу. Нехорошо получа­ется. А ты попробуй, потерпи ещё немножко, может, тебе даже понравится.

—  Понравится! Да, попробуй, посиди-ка немножко на горячей плите,— может, тебе тоже понравится. Нет, Том, не хочу я больше этого богатства, не хочу больше жить в этих проклятых душных домах. Мне нравится в лесу, на реке, и тут, в бочке,— тут я и останусь. Ну их к чёрту! И надо же, чтобы как раз теперь, когда у нас есть и ружья, и пещера и мы уж совсем собрались в разбойники, вдруг подвернулась такая чепуха и всё испортила!

Том воспользовался удобным случаем.

—  Слушай, Гек, хоть я и разбогател, а всё равно уйду в разбойники.

—Да что ты! Ох, провалиться мне, а ты это верно говоришь, Том?

—Так же верно, как то, что я тут сижу. Только знаешь ли, Гек, мы не сможем принять тебя в шайку, если ты будешь плохо одет.

Радость Гека померкла.

—Как так не сможете? А в пираты как же вы меня приняли?

—Ну, это совсем другое дело. Разбойники вообще считаются куда выше пиратов. Они почти во всех странах бывают самого знатного рода — герцоги там, ну и мало ли кто.

—Том, ведь ты всегда со мной дружил. Что же ты, совсем меня не примешь? Примешь ведь, скажи, Том?

—Гек, я бы тебя принял, непременно принял, но что люди скажут! Скажут: «Ну уж и шайка у Тома Сойера! Одна рвань!» Это про тебя, Гек. Тебе самому будет неприятно, и мне тоже.

Гек долго молчал, раздираемый внутренней борь­бой. Наконец он сказал:

—Ну ладно, поживу у вдовы ещё месяц, попробую; может, как-нибудь и вытерплю, если вы примете меня в шайку, Том.

—Вот хорошо, Гек! Вот это я понимаю! Пойдём, старик, я попрошу, чтобы вдова тебя поменьше тиранила.

—Нет, ей-богу, попросишь? Вот это здорово! Если она не так будет приставать со своими порядками, я и курить буду потихоньку, и ругаться тоже, и хоть тресну, а вытерплю. А когда же ты соберёшь шайку и уйдёшь в разбойники?

—Да сейчас же. Может, нынче вечером соберёмся и устроим посвящение.

—Чего это устроим?

—Посвящение.

—А что это такое?

—Это когда все клянутся помогать друг другу и не выдавать секретов шайки, даже если тебя изрубят в куски; а если кто тронет кого-нибудь из нашей шайки, того убивать, и всех его родных тоже.

—  Вот это повеселимся так повеселимся!

—  Ещё бы! И клятву приносят ровно в полночь; и надо, чтобы место было самое страшное и безлюдное — лучше всего в таком доме, где «нечисто», только их теперь все срыли.

—  Ну хоть в полночь, и то хорошо, Том.

—  Ещё бы не хорошо! И клятву надо приносить над гробом и подписывать своей кровью.

—  Вот это дело! В миллион раз лучше, чем быть пиратом! Хоть сдохну, да буду жить у вдовы, Том; а если из меня выйдет заправский, настоящий разбойник и пойдут об этом разговоры, я думаю, она и сама будет рада, что взяла меня к себе.

Заключение

Так кончается эта хроника. И поскольку это исто­рия мальчика, она должна остановиться на этом, а если её продолжить, она станет историей взрослого человека. Когда пишешь роман о взрослых, то наперёд известно, где надо поставить точку, — на свадьбе; а когда пишешь о детях, приходится ставить точку там, где это всего удобнее.

Большинство героев, действующих в этой книге, ещё не умерли и до сих пор живут счастливо и благо­получно. Быть может, автору захочется со временем заняться дальнейшей судьбой младших героев книги и посмотреть, что за люди из них вышли, а потому не следует рассказывать сейчас об этой поре их жизни.

Перевод с английского Н. Дарузес

Думаем над прочитанным

1.Расскажите, какое зрелище предстало перед жителями город­ка после того, как открыли двери пещеры.

2.Почему Том хотел стать разбойником? А как вы относитесь к его желанию?

3.Кратко перескажите, как Том и Гек нашли клад.

4.Как вы считаете, какие качества помогли Тому найти клад?

5.Как жители городка отреагировали на то, что Том и Гек неожидан­но разбогатели? О чём, по вашему мнению, это свидетельствует?

6.Как Гек воспринял своё новое положение? Почему он убежал от вдовы Дуглас и вновь взялся за старое? А как вы отнеслись к его поступку? Обоснуйте свой ответ.

7.Объясните слова Гека: «Знаешь, Том, ничего хорошего в этом богатстве нет». Можете ли вы с ними согласиться?

8.Подробно перескажите, как Тому удалось уговорить Гека. Прав ли был Том? Аргументируйте свой ответ.

9.Закончите писать сочинение «Том Сойер. Какой он?».

Из секретов литературоведения

Комическое в художественном произведении

Известный французский писатель Виктор Гюго писал: «Смех — это солнце: оно прогоняет зиму с лица человека». Средствами смешного воздействуют на нас различные виды искусства, в том числе и литература.

«Послушайте, я вам такую комедию расскажу», — говорим мы обычно, когда хотим сообщить друзьям о каком-нибудь забавном, смешном происшествии.

«Мой приятель — настоящий комик», — так мы отзываемся о своём знакомом — весельчаке и шутнике.

Улыбку и весёлый смех во время чтения у нас вызывает комическое в художественном произведении. Что же такое комическое?

Комическое (от греч. коггйкоБ — смешной, весё­лый) — смешное в жизни и искусстве.

Сущность комического в литературе проявляется в изображении различных жизненных несоответствий, забав­ных отклонений от нормы, нелепостей, которые и вызывают улыбку и смех у читателей. Это может быть несоответствие цели и средств, намерений и результата, желаний и воз­можностей и т. д.

1.  Дайте определение, что такое комическое в художественном произведении.

2.Исследователь творчества Марка Твена М. Мендельсон отме­чал, что без юмора повесть о Томе звучала бы фальшиво. «Именно юмор, — писал он, — придаёт образу главного героя, а также некоторым другим персонажам правдивость, душев­ную глубину». Согласны ли вы с такой точкой зрения? Обос­нуйте свой ответ.

Путешествуем по литературным местам

В США в центре города Ганнибал, в котором прошло детство Марка Твена, стоит памятник двум мальчикам. Они босые, в изорванных штанах. Один держит за хвост кота. Двое непосед — это неразлучные друзья Том и Гек, герои повести Марка Твена.

Когда писатель в юности водил пароходы по Миссисипи, проплывал вдоль тех скал, где сейчас стоит этот памятник, он и представить себе не мог, что пройдут годы, он станет литератором, напишет книгу о двух мальчиках, которой будут увлекаться читатели всего мира.

Обобщим изученное

1.Разгадайте криптограмму. Ключ к ней — русский алфавит

2.  Расскажите, что вам известно об этом человеке.

3.Как вы думаете, почему повесть Марка Твена «Приключения Тома Сойера» уже долгие годы остаётся любимой книгой чита­телей разных поколений?

4.Перечитайте слова украинского детского писателя Анатолия Костецкого, вынесенные в эпиграф к разделу «Марк Твен». А вы влюбились в повесть Марка Твена? Подружились с Томом Сойером?

5.  Устно охарактеризуйте, какой же он, Том Сойер.

6.   Дайте определение комическому в художественном произве­дении.

7.Марк Твен говорил: «Против смеха ничто не устоит...». Читая о приключениях Тома Сойера, мы с вами не могли удержаться от

смеха. Приведите примеры комических ситуаций в произве­дении.

8.Проверьте знание прочитанного текста. Вставьте пропущенные слова.

•  «Ведь сказано в (...): кто щадит младенца, тот губит его».

•  (...) «был послушный мальчик, не склонный к шалостям и проказам».

•  «(...) гора, которую видно было отовсюду, зазеленела вся сплошь и казалась издали чудесной, заманчивой страной, полной мира и покоя».

•  «Из калитки вприпрыжку выбежал (...) с жестяным ведром в руке, напевая «Девушки из Буффало».

•  Скоро из-за угла показался (  ) — тот самый мальчик, чьих

насмешек Том боялся больше всего на свете».

•  Том пустил в ход настоящий (...) фирмы Барлоу...».

•  «Судья (...) возымел самое высокое мнение о Томе Сойере».

9.Составьте кроссворд по повести Марка Твена.

10.  Дайте ответы на вопросы викторины.

•  Каково настоящее имя и фамилия Марка Твена?

•  Что означает псевдоним Марк Твен?

•  В каком городе живут Том Сойер и Гек Финн?

•  В какой день недели Том белил забор?

•  Как зовут младшего брата Тома?

•  Как назывался пароход, который изображал Бен Роджерс?

•  Какие «ценности» получил Том от мальчишек за разрешение побелить забор?

•  О ком эти строки: «... не был самым примерным мальчиком в городе...»?

•  Как называются известковые наросты, свисающие с потолка пещеры?

•  Какой предмет помог Тому не заблудиться в пещере?

•  [де ночевал Гек, когда сбежал от вдовы Дуглас?

11.Напишите сочинение-миниатюру: «Письмо благодарного (или обиженного) читателя Марку Твену».

12.Придумайте продолжение приключений Тома и Гека.

 

Это материал из учебника Литература 5 клас Е.А. Исаева, С.И. Сафарян