Лев Николаевич Толстой - "После бала" читать кратко онлайн

ЛЕВ НИКОЛАЕВИЧ ТОЛСТОЙ

(1828—1910)

Самый читаемый русский классик

Лев Николаевич Толстой родился 28 августа 1828 года в имении Ясная Поляна Тульской губернии.

Он рано потерял родителей. Его мать умерла, когда мальчику не было еще двух лет, а через семь лет не стало отца. Опеку над ребенком, а также тремя его братьями и сестрой взяла на себя тетка по отцу А. И. Остен-Сакен.

Лев Николаевич получил хорошее домашнее образование и поступил в Казанский университет. В 1847 году, не кончив курса, он оставил учебу и уехал в родовое имение Ясная Поляна.

Покинув университет, Толстой хотел найти свое место в жизни. Сначала он устраивал хозяйство на новых, выгодных для крестьян условиях, но результаты работы быстро разочаровали его. Затем он жил в Москве и Петербурге, ведя светскую жизнь.

В начале 1850-х годов Толстой отправился на Кавказ, где был принят на военную службу. В 1852 году дебютировал в литературе с повестью «Детство».

Когда в 1853 году вспыхнула Крымская война, Толстого по его личной просьбе перевели в Севастополь. Там он участвовал в защите осажденного города, проявив редкую личную храбрость, за что был награжден орденом св. Анны и медалями. В Крыму Толстой также приступил к работе над циклом «Севастопольские рассказы», который окончательно укрепил его писательскую репутацию.

Осенью 1856 года Лев Николаевич вышел в отставку. С этого времени и до конца своих дней он занимался общественной и литературной деятельностью.

Как литератор Толстой знаменит прежде всего благодаря романам «Война и мир» и «Анна Каренина», которые переведены почти на все языки мира и сделали писателя самым читаемым русским классиком. Он также создал многочисленные рассказы, повести, выступал как драматург. Полное собрание его сочинений составляет девяносто томов.

Композиция и идея рассказа «После бала»

Рассказ был создан в течение двух летних месяцев 1903 года, однако в печати появился уже после смерти автора, в 1911 году. Произведение основано на событиях, свидетелем которых в 1840-х годах был брат писателя Сергей Николаевич.

Произведение построено как «рассказ в рассказе»: главный герой Иван Васильевич вспоминает о происшествии, резко изменившем его жизнь. В описании этого происшествия можно выделить две части: сцену веселого бала и сцену жуткой экзекуции. Они резко противопоставлены друг другу, являются контрастными. Таким образом, контраст выступает основным композиционным приемом в произведении.

Контраст (от фр. contraste — «противоположность») — сопоставление противоположных качеств или явлений. Намеренное использование контрастных образов, слов, эпизодов называют антитезой (от греч. antithesis — «противоположение»).

Контраст двух сцен подчеркнут языковыми средствами. Так, в портрете возлюбленной героя Вареньки преобладает белый цвет: «белое платье», «белые лайковые перчатки», «белые атласные башмачки»¹. Белый цвет выступает здесь как символ чистоты, света, радости, заполнивших душу рассказчика. Его радостное настроение перекликается со звуками музыки: веселой кадрили, нежного вальса, задорной польки, изящной мазурки. В сцене наказания присутствуют уже другие краски и другая

Художественный прием передачи красок окружающего мира языковыми средствами называется цветописью.

музыка: «я увидал... что-то большое, черное и услыхал доносившиеся оттуда звуки флейты и барабана....это была... жесткая, нехорошая музыка».

Показ двух диаметрально противоположных эпизодов и резкая смена переживаний рассказчика помогают раскрыть идею произведения. Внимательный и заботливый отец Вареньки одновременно является ревностным служакой, считающим себя вправе ударить или забить до полусмерти подчиненного. Писатель размышляет, как в одном человеке могут одновременно уживаться добро и зло.

Осмысливаем прочитанное

1. Что вам было известно о Льве Толстом? Что нового вы узнали из статьи?

2. Когда был написан рассказ «После бала»? Какой реальный случай лег в его основу?

3. Что такое контраст? В каких известных вам произведениях литературы, кино и музыки использовался этот прием?

Готовим проект

4.  Используя самостоятельно найденную информацию или материалы электронного образовательного ресурса interactive.ranok.com.ua, подготовьте проект «Интересные факты о Л. Н. Толстом».

ПОСЛЕ БАЛА

(В сокращении)

— Вот вы говорите, что человек не может сам по себе понять, что хорошо, что дурно, что все дело в среде, что среда заедает. А я думаю, что все дело в случае. Я вот про себя скажу.

Так заговорил всеми уважаемый Иван Васильевич после разговора, шедшего между нами, о том, что для личного совершенствования необходимо прежде изменить условия, среди которых живут люди. Никто, собственно, не говорил, что нельзя самому понять, что хорошо, что дурно, но у Ивана Васильевича была такая манера отвечать на свои собственные, возникающие вследствие разговора мысли и по случаю этих мыслей рассказывать эпизоды из своей жизни. <...>

Так он сделал и теперь.

— Я про себя скажу. Вся моя жизнь сложилась так, а не иначе, не от среды, а совсем от другого.

— От чего же? — спросили мы. <...>

Иван Васильевич задумался, покачал головой.

— Да, — сказал он. — Вся жизнь переменилась от одной ночи, или скорее утра.

— Да что же было?

—  А было то, что был я сильно влюблен. Влюблялся я много раз, но это была самая моя сильная любовь. Дело прошлое; у нее уже дочери замужем. Это была Б., да, Варенька Б., — Иван Васильевич назвал фамилию. — Она и в пятьдесят лет была замечательная красавица. Но в молодости, восемнадцати лет, была прелестна: высокая, стройная, грациозная и величественная, именно величественная. Держалась она всегда необыкновенно прямо, как будто не могла иначе, откинув немного назад голову, и это давало ей, с ее красотой и высоким ростом, несмотря на ее худобу, даже костлявость, какой-то царственный вид, который отпугивал бы от нее, если бы не ласковая, всегда веселая улыбка. <...>

Но не в том дело: то, что я хочу рассказать, было в сороковых годах. Был я в то время студентом в провинциальном университете. <...> Был я очень веселый и бойкий малый, да еще и богатый. Был у меня иноходец⁹⁴ лихой, катался с гор с барышнями (коньки еще не были в моде), кутил с товарищами (в то время мы ничего, кроме шампанского, не пили; не было денег — ничего не пили, но не пили, как теперь, водку). Главное же мое удовольствие составляли вечера и балы. Танцевал я хорошо и был не безобразен.

— Ну, нечего скромничать, — перебила его одна из собеседниц. — <...> Не то, что не безобразен, а вы были красавец.

—  Красавец так красавец, да не в том дело. А дело в том, что во время этой моей самой сильной любви к ней был я в последний день масленицы на бале у губернского предводителя, добродушного старичка, богача-хлебосола и камергера. Принимала такая же добродушная, как и он, жена его в бархатном пюсовом⁹⁵ платье, в брильянтовой фероньерке⁹⁶ на голове и с открытыми старыми, пухлыми, белыми плечами и грудью, как портреты Елизаветы Петровны. Бал был чудесный: зала прекрасная, с хорами, музыканты — знаменитые в то время крепостные помещика-любителя, буфет великолепный и разливанное море шампанского. Хоть я и охотник был до шампанского, но не пил, потому что без вина был пьян любовью, но зато танцевал до упаду, танцевал и кадрили, и вальсы, и польки, разумеется, насколько возможно было, все с Варенькой. Она была в белом платье с розовым поясом и в белых лайковых перчатках, немного не доходивших до худых, острых локтей, и в белых атласных башмачках. <...> Не я один, все смотрели на нее и любовались ею, любовались и мужчины и женщины, несмотря на то, что она затмила их всех. Нельзя было не любоваться. <...>

— Да. Так вот танцевал я больше с нею и не видал, как прошло время. <...> Был третий час. Надо было пользоваться последними минутами. Я еще раз выбрал ее, и мы в сотый раз прошли вдоль залы.

— Так после ужина кадриль моя? — сказал я ей, отводя ее к ее месту.

— Разумеется, если меня не увезут, — сказала она, улыбаясь.

— Я не дам, — сказал я.

— Дайте же веер, — сказала она.

— Жалко отдавать, — сказал я, подавая ей белый дешевенький веер.

— Так вот вам, чтоб вы не жалели, — сказала она, оторвала перышко от веера и дала мне.

Я взял перышко и только взглядом мог выразить весь свой восторг и благодарность. <...>

—  Смотрите, папа просят танцевать, — сказала она мне, указывая на высокую статную фигуру ее отца, полковника с серебряными эполетами, стоявшего в дверях с хозяйкой и другими дамами. <...>

Отец Вареньки был очень красивый, статный, высокий и свежий старик. Лицо у него было очень румяное, с белыми a la Nicolas I¹ подвитыми усами, белыми же, подведенными к усам бакенбардами и с зачесанными вперед височками, и та же ласковая, радостная улыбка, как и у дочери, была в его блестящих глазах и губах. Сложен он был прекрасно, с широкой, небогато украшенной орденами, выпячивающейся по-военному грудью, с сильными плечами и длинными, стройными ногами. Он был воинский начальник типа старого служаки николаевской выправки. <...>

Дождавшись начала мазурочного мотива, он бойко топнул одной ногой, выкинул другую, и высокая, грузная фигура его то тихо и плавно, то шумно и бурно, с топотом подошв и ноги об ногу, задвигалась вокруг залы. Грациозная фигура Вареньки плыла около него, незаметно, вовремя укорачивая или удлиняя шаги своих маленьких белых атласных ножек. Вся зала следила за каждым движением пары. Я же не только любовался, но с восторженным умилением смотрел на них. Особенно умилили меня его сапоги, обтянутые штрипками, — хорошие опойковые² сапоги, но не модные, с острыми, а старинные, с четвероугольными носками и без каблуков. Очевидно, сапоги были построены батальонным сапожником. «Чтобы вывозить и одевать любимую дочь, он не покупает модных сапог, а носит домодельные», — думал я, и эти четвероугольные носки сапог особенно умиляли меня. Видно было, что он когда-то танцевал прекрасно, но теперь был грузен, и ноги уже не были достаточно упруги для всех тех красивых и быстрых па, которые он старался выделывать. Но он все-таки ловко прошел два круга. Когда же он, быстро расставив ноги, опять соединил их и, хотя и несколько тяжело, упал на одно колено, а она, улыбаясь и поправляя юбку, которую он зацепил, плавно прошла вокруг него, все громко зааплодировали. С некоторым усилием приподнявшись, он нежно, мило обхватил дочь руками за уши и, поцеловав в лоб, подвел ее ко мне, думая, что я танцую с ней. Я сказал, что не я ее кавалер.

— Ну, все равно, пройдитесь теперь вы с ней, — сказал он, ласково улыбаясь и вдевая шпагу в портупею.

Как бывает, что вслед за одной вылившейся из бутылки каплей содержимое ее выливается большими струями, так

¹ д la Nicolas I — как у Николая I (фр.).

² Опоек — шкура, снятая с маленького теленка.

и в моей душе любовь к Вареньке освободила всю скрытую в моей душе способность любви. Я обнимал в то время весь мир своей любовью. <...> К отцу же ее, с его домашними сапогами и ласковой, похожей на нее, улыбкой, я испытывал в то время какое-то восторженно-нежное чувство. <...>

После ужина я танцевал с нею обещанную кадриль, и, несмотря на то, что был, казалось, бесконечно счастлив, счастье мое все росло и росло. Мы ничего не говорили о любви. Я не спрашивал ни ее, ни себя даже о том, любит ли она меня. Мне достаточно было того, что я любил ее. И я боялся только одного, чтобы что-нибудь не испортило моего счастья.

Когда я приехал домой, разделся и подумал о сне, я увидал, что это совершенно невозможно. У меня в руке было перышко от ее веера и целая ее перчатка, которую она дала мне, уезжая, когда садилась в карету и я подсаживал ее мать и потом ее. Я смотрел на эти вещи и, не закрывая глаз, видел ее перед собой то в ту минуту, когда она, выбирая из двух кавалеров, угадывает мое качество, и слышу ее милый голос, когда она говорит: «Гордость? да?» — и радостно подает мне руку, или когда за ужином пригубливает бокал шампанского и исподлобья смотрит на меня ласкающими глазами. Но больше всего я вижу ее в паре с отцом, когда она плавно двигается около него и с гордостью и радостью и за себя и за него взглядывает на любующихся зрителей. И я невольно соединяю его и ее в одном нежном, умиленном чувстве.

Жили мы тогда одни с покойным братом. Брат и вообще не любил света и не ездил на балы, теперь же готовился к кандидатскому экзамену и вел самую правильную жизнь. Он спал. <...> Нет, я был слишком счастлив, я не мог спать. Притом мне жарко было в натопленных комнатах, и я, не снимая мундира, потихоньку вышел в переднюю, надел шинель, отворил наружную дверь и вышел на улицу.

С бала я уехал в пятом часу, пока доехал домой, посидел дома, прошло еще часа два, так что, когда я вышел, уже было светло. Была самая масленичная погода, был туман, насыщенный водою снег таял на дорогах, и со всех крыш капало. Жили Б. тогда на конце города, подле большого поля, на одном конце которого было гулянье, а на другом — девический институт. <...>

Когда я вышел на поле, где был их дом, я увидал в конце его, по направлению гулянья, что-то большое, черное и услыхал доносившиеся оттуда звуки флейты и барабана. В душе у меня все время пело и изредка слышался мотив мазурки. Но это была какая-то, другая, жесткая, нехорошая музыка.

«Что это такое?» — подумал я и по проезженной посередине поля, скользкой дороге пошел по направлению звуков. Пройдя шагов сто, я из-за тумана стал различать много черных людей. Очевидно, солдаты. «Верно, ученье», — подумал я и вместе с кузнецом в засаленном полушубке и фартуке, несшим что-то и шедшим передо мной, подошел ближе. Солдаты в черных мундирах стояли двумя рядами друг против друга, держа ружья к ноге, и не двигались. Позади их стояли барабанщик и флейтщик и не переставая повторяли все ту же неприятную, визгливую мелодию.

— Что это они делают? — спросил я у кузнеца, остановившегося рядом со мною.

— Татарина гоняют за побег, — сердито сказал кузнец, взглядывая в дальний конец рядов.

Я стал смотреть туда же и увидал посреди рядов что-то страшное, приближающееся ко мне. Приближающееся ко мне был оголенный по пояс человек, привязанный к ружьям двух солдат, которые вели его. Рядом с ним шел высокий военный в шинели и фуражке, фигура которого показалась мне знакомой. Дергаясь всем телом, шлепая ногами по талому снегу, наказываемый, под сыпавшимися с обеих сторон на него ударами, подвигался ко мне, то опрокидываясь назад — и тогда унтер-офицеры, ведшие его за ружья, толкали его вперед, то падая наперед — и тогда унтер-офицеры, удерживая его от падения, тянули его назад. И не отставая от него, шел твердой, подрагивающей походкой высокий военный. Это был ее отец, с своим румяным лицом и белыми усами и бакенбардами.

При каждом ударе наказываемый, как бы удивляясь, поворачивал сморщенное от страдания лицо в ту сторону, с которой падал удар, и, оскаливая белые зубы, повторял какие-то одни и те же слова. Только когда он был совсем близко, я расслышал эти слова. Он не говорил, а всхлипывал: «Братцы, помилосердуйте. Братцы, помилосердуйте». Но братцы не ми-лосердовали, и, когда шествие совсем поравнялось со мною,

я видел, как стоявший против меня солдат решительно выступил шаг вперед и, со свистом взмахнув палкой, сильно шлепнул ею по спине татарина. Татарин дернулся вперед, но унтер-офицеры удержали его, и такой же удар упал на него с другой стороны, и опять с этой, и опять с той. Полковник шел подле и, поглядывая то себе под ноги, то на наказываемого, втягивал в себя воздух, раздувая щеки, и медленно выпускал его через оттопыренную губу. Когда шествие миновало то место, где я стоял, я мельком увидал между рядов спину наказываемого. Это было что-то такое пестрое, мокрое, красное, неестественное, что я не поверил, чтобы это было тело человека.

— О Господи, — проговорил подле меня кузнец.

Шествие стало удаляться, все так же падали с двух сторон удары на спотыкающегося, корчившегося человека, и все так же били барабаны и свистела флейта, и все так же твердым шагом двигалась высокая, статная фигура полковника рядом с наказываемым. Вдруг полковник остановился и быстро приблизился к одному из солдат.

— Я тебе помажу, — услыхал я его гневный голос. — Будешь мазать? Будешь?

И я видел, как он своей сильной рукой в замшевой перчатке бил по лицу испуганного малорослого, слабосильного солдата за то, что он недостаточно сильно опустил свою палку на красную спину татарина.

— Подать свежих шпицрутенов⁹⁷! — крикнул он, оглядываясь, и увидал меня. Делая вид, что он не знает меня, он, грозно и злобно нахмурившись, поспешно отвернулся. Мне было до такой степени стыдно, что, не зная, куда смотреть, как будто я был уличен в самом постыдном поступке, я опустил глаза и поторопился уйти домой. Всю дорогу в ушах у меня то била барабанная дробь и свистела флейта, то слышались слова: «Братцы, помилосердуйте», то я слышал самоуверенный, гневный голос полковника, кричащего: «Будешь мазать? Будешь?» А между тем на сердце была почти физическая, доходившая до тошноты, тоска, такая, что я несколько раз останавливался, и мне казалось, что вот-вот меня вырвет всем тем ужасом, который вошел в меня от этого зрелища.

Не помню, как я добрался домой и лег. Но только стал засыпать, услыхал и увидал опять все и вскочил.

«Очевидно, он что-то знает такое, чего я не знаю, — думал я про полковника. — Если бы я знал то, что он знает, я бы понимал и то, что я видел, и это не мучило бы меня». Но сколько я ни думал, я не мог понять того, что знает полковник, и заснул только к вечеру, и то после того, как пошел к приятелю и напился с ним совсем пьян.

Что ж, вы думаете, что я тогда решил, что то, что я видел, было — дурное дело? Ничуть. «Если это делалось с такой уверенностью и признавалось всеми необходимым, то, стало быть, они знали что-то такое, чего я не знал», — думал я и старался узнать это. Но сколько ни старался — и потом не мог узнать этого. А не узнав, не мог поступить в военную службу, как хотел прежде, и не только не служил в военной, но нигде не служил и никуда, как видите, не годился.

— Ну, это мы знаем, как вы никуда не годились, — сказал один из нас. — Скажите лучше: сколько бы людей никуда не годились, кабы вас не было.

— Ну, это уж совсем глупости, — с искренней досадой сказал Иван Васильевич.

— Ну, а любовь что? — спросили мы.

—  Любовь? Любовь с этого дня пошла на убыль. Когда она, как это часто бывало с ней, с улыбкой на лице, задумывалась, я сейчас же вспоминал полковника на площади, и мне становилось как-то неловко и неприятно, и я стал реже видаться с ней. И любовь так и сошла на нет. Так вот какие бывают дела и от чего переменяется и направляется вся жизнь человека. А вы говорите... — закончил он.

1903

Размышляем над текстом художественного произведения

1. Какие чувства и размышления возникли у вас при чтении рассказа?

2. О каком периоде своей жизни рассказывает Иван Васильевич? Как он описывает обстановку бала, свое настроение?

3.  Каким предстает полковник на балу и на плацу? Какие художественноизобразительные средства языка использованы для создания его образа в двух сценах?

4. Как вы думаете, в какой момент полковник являет свое истинное лицо?

5. В чем заключается своеобразие композиции рассказа? Чего достигает Толстой, изображая контрастные сцены?

Высказываем мнение

6.  Первоначально Толстой планировал озаглавить рассказ «Дочь и отец» или «А вы говорите». Однако в конце концов остановился на варианте «После бала». Почему писатель выбрал именно этот вариант?

Комментируем высказывание специалиста

7.  А. В. Ананичук в рецензии на рассказ «После бала» отметила, что главная проблема произведения — «способен ли человек противостоять среде, имея твердую жизненную позицию». Как вы понимаете слова исследовательницы? Согласны ли вы с ее выводом? Обоснуйте ответ.

ИДЕМ В БИБЛИОТЕКУ

Ваше представление о разнообразии жанров в русской литературе XIX столетия расширится, если вы прочитаете предложенные произведения:

• А. С. Пушкин. «Медный всадник», «Скупой рыцарь»

• М. Ю. Лермонтов. «Пленный рыцарь», «Ветка палестины», «Корсар»

• Н. В. Гоголь. «Нос», «Портрет», «Женитьба»

• И. С. Тургенев. «Первая любовь»

• Р.И. Фраерман. «Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви»

•  М. Е. Салтыков-Щедрин. «Коняга», «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил», «Соседи», «Самоотверженный заяц», «Карась-идеалист», «Вяленая вобла», «Кисель»

• Л. Н. Толстой. «Утро помещика»

Найти эти произведения вы можете в библиотеке или на электронном образовательном ресурсе interactive.ranok.com.ua.

ПОДВОДИМ ИТОГИ

1. Напишите сочинение на одну из тем:

• Стихотворение классика ХІХ века, которое мне понравилось больше всего

• Какие пороки высмеял бы Салтыков-Щедрин в сказках, будь он нашим современником?

• Очем меня заставил задуматься рассказ Л. Н. Толстого «После бала»

2. Проверьте свои знания по теме, пройдя тест на электронном образовательном ресурсе interactive.ranok.com.ua.

Это материал учебника Литература 8 класс Надозирная